Брат мой названый. Владимир Смирнов

выбраться на спектакль да интерьеры посмотреть. Если вернусь – можно будет написать не самую скучную книгу об эпохе. То ли хронику, то ли подробный путеводитель (знать бы для кого?). А сейчас что рассказывать? Живу я в этом городе. Всего несколько дней, но живу. В этом случае быть самому себе экскурсоводом бессмысленно. Дома, улицы, рынок, извозчики, вывески – всё, ещё недавно бывшее для меня малознакомой историей, сейчас часть обыденности. И не замечаю я их, как неделю назад не замечал супермаркет напротив. Зашёл, купил что надо, вышел.

      Чуть ли не ежедневно спускаюсь вниз, смотрю знакомые камни. И под будущей биржей, и выше, где отдыхал в ту ночь. Теснота пристаней, суета грузчиков и прочего люда – и я меж ними. Но при всём этом какое-то чувство вневременности. Они сами по себе, а я сам по себе. Или кто бабочек от меня ограждает? Кажется, наступлю на нужный камень – и поднимусь вверх, через пару кварталов на привычном пятачке встречу ребят. А потом домой на троллейбусе окончательно из этого сна. Вот только камень никак не попадается. Да и Ника… Он же один останется. Когда поймёт, что я его предал, что путь назад заказан… Что ж, будет жить здесь. У него вроде бы дела идут. Но почему предал? Я же не ищу именно этот камень. Так, ностальгия по будущему. И вообще мне здесь всё интересно.

      Возвращаюсь иногда по Угличской, мимо фотоателье Пийра. Первый раз специально, чтобы просто посмотреть что да где. Потом идея появилась зайти, сняться на память. Опять же негативы у него сохраняются, потом интересно будет.

      Интересно – а кому? И когда? Если бы они весь век там в какой-нибудь кладовке пролежали, а я в своём двадцать первом заглянул да заказал пару штук дополнительно – это да. Или увеличить да в хороший багет и дома повесить рядом с пийровским же портретом прабабушки Анны Никитичны, который будет сделан лет примерно через пять, а сейчас, изрядно пожелтевший, лежит на антресолях. Впрочем, в двадцать первом веке на месте ателье давно уже стоит другой дом, а фотопластинки разве что в музее можно найти да у меня с десяток уже послевоенных от деда осталось.

      Правда, с деньгами сейчас, как бы это сказать… Да просто нет их, неоткуда взяться. Лукерья Матвеевна кормит из гостеприимства, отрабатываю топором да молотком. Разве что потом как-нибудь. И одеться надо будет по-здешнему, ради интереса. Тогда и к Пийру можно…

      Все эти фотомысли появляются и исчезают в соседней с Пийром дурдинской пивной, названной, как и его завод, по-провинциальному громко – «Богемiя». Поработал у соседки полдня пилой да молотком и честно туда заглядываю. Пробую и тёмное, к которому всегда относился довольно спокойно, и более привычное светлое. Не в один, конечно, день. Оказывается вполне достойным. Мелькает даже мысль спуститься с ним к воде, но сразу и улетает. Или инстинкт самосохранения сработал – вдруг опять куда занесёт?..

      Заглядываю в магазин Фальк, той самой, с именем которой меня окликнул Ника в первый день. Писчебумажные товары, немного открыток с видами Питера и Москвы. Интересуюсь местными. Оказывается, она думает