Истории дождя и камня. Инга Лис

и зачем?

      И так понятно, что там, скорее всего, поселился новый кузнец.

      А ему достаточно посещения кузни.

      Даже не понять, что болит сильнее: ладонь, сердце или глаза, выжигаемые подступающими слезами.

      Потому что он вернулся домой, где не изменилось абсолютно ничего, а Жака нет.

      Вроде бы всё по-прежнему, кроме одного: он больше никогда не сможет обнять своего друга и сказать ему: ты видишь, я приехал, я вернулся, как и обещал.

      Прошло почти четыре года, а душа болит так, будто Жак погиб только вчера.

      Ну что за чёрт…

      Однако затем Шарль заставил себя успокоиться.

      Что ж, сказал сам себе, ты хотел убедиться в том, что ещё способен на какие-то чувства?

      Они есть.

      И боль, и тоска, и чувство вины – всё при тебе.

      Можно считать, что всё в порядке.

      А потому тебе следует поскорее добраться до замка.

      Чтобы увидеть родных и хоть ненадолго забыться.

* * *

      Кастельмор выглядел по-прежнему.

      Возможно, хозяйственные постройки, находящиеся на заднем дворе, и были обновлены, но сам дом выглядел, как обычно.

      Четыре башни – две круглые, более древние, и две квадратные – возвышались над кронами дубов и каштанов, охватывающих здание кольцом. Старые камни прятались под нежно-зелёным плащом из плюща, отчего стены сливались с юной листвой деревьев и издали, с залитых солнцем холмов, были едва заметны.

      Шарль въехал во двор. Вокруг не было ни души, только у запасных ворот застыл с открытым ртом какой-то парень в расхристанной рубашке и башмаках на босу ногу.

      Ага, вероятно, взяли из деревни нового слугу.

      – Иди сюда, – лейтенант спешился, протянул парню поводья. – Коня – расседлать и напоить. Вещи – в дом.

      И прикрикнул резко, потому что привык, что конюхи в казармах моментально исполняют его приказы:

      – Ну, чего застыл? В первую очередь – напои коня. И оботри его хорошенько. Корм сразу не давай.

      – А… вы кто будете? – парень наконец-то принял у него поводья, а Шарль хмыкнул только и, ничего не ответив, пошёл к крыльцу.

      Потянул на себя тяжёлую, окованную железом дверь, вошёл в нижнюю залу.

      Тут тоже ничего не изменилось.

      Тот же длинный дубовый стол, тяжёлые стулья. Огонь в камине едва горел, как и всегда в летнее время. У окна, с шитьём на коленях сидели две женщины.

      Одна – невысокая брюнетка, с волевым смуглым лицом, вторая – незнакомая пухлая блондинка.

      Шарль вдохнул полной грудью такой знакомый запах и улыбнулся: вот теперь он ощутил в полной мере, что вернулся домой.

      – Мама, – стащил с головы шляпу, швырнул её прямо на край стола. – Это я, здравствуй.

      Мадам Жанна охнула и уронила шитьё.

      – Шарль! – метнулась к сыну, обняла его. – Господи, неужели это ты?

      – Я, – юноша осторожно обнял мать в ответ, с болью отмечая про себя, что она стала совсем седой. – Я же обещал приехать. Вот…

      Пухлая блондинка не сводила с них растерянных глаз, явно не