Истории дождя и камня. Инга Лис

д’Эстурвиль. – Чтобы я мог ориентироваться в ситуации.

      – Ну, что произошло… – его приятель сунул в рот травинку. – Вас и де Ранкуня увели, а д’Артаньян собрал нас в фехтовальном зале и задал трёпку. За то, что допустили дуэль, что не остановили вас… что не позвали его сразу. Потом дотошно выпытывал детали – кто начал, да почему… а после недолгого раздумья сообщил, что бой, мол, насколько он понял, был шуточный, учебный. Что тут вообще говорить не о чем. А кто вздумает распространяться на эту тему – вылетит из роты при первой же возможности, о чём он позаботится лично. Потому что нарушение эдиктов кардинала – серьёзное преступление, и мы, допустив дуэль, подставляем не столько себя, сколько капитана де Тревиля. И только затем пошёл к лекарю, потому что всё-таки здорово порезался. Запросто мог ведь без пальцев остаться! Вот, собственно, и всё.

      – Понятно, – пробормотал Жак, вспоминая невольно повязку на руке гасконца. Какие же у него всё-таки красивые и сильные пальцы… – Простите, задумался… Конечно, весь этот скандал д’Артаньяну совершенно ни к чему…

      – Ни к чему, – согласился де Террид. – Но вы же понимаете, что скандал его заботил в последнюю очередь? Он защищал вас, глупый вы мальчишка. Он даже де Ранкуня не смог наказать в полную силу, ведь тогда ему пришлось бы признать, что имела место настоящая дуэль.

      – Кстати, а что с де Ранкунем? – поспешно перебил приятеля д’Эстурвиль, чтобы тот не успел развить свою мысль. – Его тоже арестовали на неделю?

      – Ну да. Как я уже сказал, чтобы прикрыть вас, лейтенанту пришлось помиловать и этого остолопа. А ещё потому, что наш беарнец – родственник Дэзессара, зятя де Тревиля. Вот такой расклад.

      – Твою мать, – совершенно искренне сказал Жак. – Теперь понятно, отчего он так ведёт себя. И дёрнул же меня чёрт…

      – Только не говорите, что жалеете, – совершенно серьёзно возразил ему де Террид. – Потому что вас действительно стали уважать после этого поединка. Да и д’Артаньян, думаю, оценил ваш поступок. Он только говорит, что ему плевать на всех остальных, а на самом деле это отнюдь не так – уж поверьте, я знаю, что говорю.

      Да уж, если оценил, то очень своеобразно, подумал д’Эстурвиль, но вслух спросил совсем о другом:

      – Кстати, если уж мы заговорили о нашем лейтенанте… Помните, вы рассказывали мне о его дуэли?

      – А, так это общеизвестная история. Мне её тоже в своё время рассказали, как я – вам. И что?

      – Не знаю, – Жак покачал головой. – Я, конечно, плохо знаю д’Артаньяна, но дядя много рассказывал о нём. Так вот, эта история… какая-то чересчур театральная. Она совершенно не вяжется с его характером. Вот вы… можете представить себе… какой должна быть женщина, чтобы наш командир поседел из-за любви к ней?

      – Ну, может, кто-то что-то и приукрасил, – де Террид пожал плечами. – Отчего-то же он поседел, хотя наш с вами ровесник? Однако… вероятно, вы правы. Д’Артаньян и пылкая страсть – как по мне, вещи трудно сопоставимые.

      Жак ничего не сказал, потому что снова вспомнил, как лейтенант, дрожа