Истории дождя и камня. Инга Лис

не мог уехать просто так, и тебе, возможно, тоже нужны были ответы на какие-то вопросы.

      – Я хотел побывать на могиле отца, – сказал Шарль, подумав с удивлением, что малоприятное направление, которое приняла их беседа, почему-то не вызывает у него ни малейшего неприятия. – Он умер прошлой осенью, когда мы штурмовали Ре. И я подумал, что… мало ли, кого я не застану в живых, когда вернусь после этой осады? А может быть, и сам не вернусь… Ну и, конечно, мне надо было кое-что выяснить для себя, тут ты не ошибся.

      Д’Эстурвиль ничего не ответил, только молча ждал продолжения, предоставив лейтенанту самому решать, о чём стоит рассказывать.

      А Шарль как-то особенно остро почувствовал вдруг, до чего же он устал от этих постоянных недомолвок, когда рядом нет никого, кому можно было бы даже просто сказать, насколько ему иногда бывает плохо.

      Конечно, такое ощущение появлялось далеко не первый раз, но впервые за все последние годы рядом оказался человек, которому неожиданно захотелось довериться.

      – В Гаскони у меня остались мать, двое братьев и две сестры. Куча племянниц и даже один племянник, – он зачерпнул пригоршню камешков и стал по одному швырять их в море. – Такое большое у меня семейство. И с ними, слава богу, всё в порядке.

      – Тогда почему у вас прибавилось седины? – спросил Жак, невольно переходя опять на «вы». – Что случилось с вами во время этой поездки, д’Артаньян?

      – Разве прибавилось? Я не заметил… Да нет, ничего не случилось. Просто… те вопросы, которые были важны для меня, так и остались нерешёнными, – а потом Шарль поднял на д’Эстурвиля глаза и сказал с кривой улыбкой:

      – А ещё я узнал, что у меня был сын. И что он умер два года назад, совсем маленьким. Вот так-то.

      Зелёные глаза Жака расширились и потемнели.

      – Мне жаль, – произнёс он таким тоном, словно и впрямь был готов принять на себя частичку боли своего лейтенанта. – Тебе, наверное, очень плохо… Прости, но можно… я ничего не буду говорить?

      Юноша взглянул на солдата с откровенным удивлением, потому что, испытывая потребность выговориться, в то же время, где-то боялся, что услышит в ответ набор каких-нибудь стандартных фраз.

      Этого не произошло. Словно догадавшись о его опасениях, д’Эстурвиль, по сути, не сказал вообще ничего, но от его слов Шарлю даже дышать стало как-то легче.

      – Спасибо, – ответил совершенно серьёзно, а кадет только плечами пожал:

      – Знаешь… кое-кто… сравнивает тебя с глыбой льда. Поначалу мне тоже казалось, что это так. Но я тем более рад, что ошибся.

      – Надеюсь, тебе не придёт в голову поделиться с кем-нибудь подобным открытием? – фыркнул гасконец, а Жак тогда решился задать вопрос, который уже давно мучил его:

      – Шарль… а ты действительно… убил на дуэли брата своей… возлюбленной?

      Лейтенант засмеялся. Высыпал на песок остатки камешков, долго отряхивал ладони.

      – Вот как? – хмыкнул. – Занятно… Такой вариации я ещё не слышал.

      Д’Эстурвиль испытал неимоверное облегчение,