Во спасение нас, пропащих. Елена Николаевна Буркова

такое эдакое? Ммм? Раз, два – и выключиться? Вроде как с нами быть и не с нами? Хоть голышом перед ней выплясывай, хоть улюлюкай – ничего не заметит!

      – Вот бы залезть ей в голову, – шепчу я. – И поглядеть, что там.

      5

      – Не стоит, малыш, – тяжело вздыхаю я, поплотнее укутывая в одеяло свои старые кости. – Застрянешь ещё ненароком.

      Мнится, что холод исходит не от бетонного пола, а от суставов, скованных не только возрастом, но льдом.

      Месяца полтора-два назад, помнится, 17 выменял для меня носки из грубой шерсти – но тут уж, ничего не состряпать, славный подарок роли особой не сыграл.

      Лета мои тому виной.

      Ну да. Ну да.

      Тяжело быть стариком в таком скверном месте… Почитай, я один и остался из моего поколения. Да и то – благодаря заступничеству 1, хитростью протолкнувшем меня на должность старосты общежития.

      – Как это – застряну?

      – Как, как… Взгляни на 744. Видишь? Ей, быть может, не так уж и просто возвращаться к нам из своего лабиринта. Там, быть может, ловушки да кривые дорожки. Чудища. Охотники. Сети.

      – Ну тогда ей, наверное, нужен проводник? – вскидывает рыжие брови 20. – Друг, который помог бы выйти наружу? Который крикнул бы: «Хей! Иди на голос!» и спас бы ее. Мы с ребятами по туннелям так и гуляли. Не терялись.

      – Нашли где гулять, – фыркает 17. – Знаешь, что там раньше плавало? В канализационных туннелях?

      – Что плавало, то давненько высохло, – хихикает 20. – Токмо крысы надоедали. Ух, сволочи! Кажись, начальниками старого Города были не люди, а эти гады серые.

      – Ясное дело, – бурчит 17. – Долго же до тебя доходило.

      – Может и нужен, – встреваю я. – Всем нам проводник нужен, верно? Только вот… вдруг с 744 всё наоборот? Вдруг она хочется уйти вовсе не оттуда, а отсюда? А мы мешаем ей постоянно? Вдруг ей там больше нравится? Кто знает, кто знает…

      17

      – А кто, кстати, знает? – любопытствую я, умудряясь проглотить твердокаменный кусок вяленого мяса и не задохнуться при этом. Какими такими путями 1 умудрился достать столь изысканный деликатес в наших небогатых угодьях?

      – Уж 1 точно знает, – чавкает 20, рискуя выдрать себе передние зубы.

      Как по сигналу, мы переводим взгляды с 744 на 1.

      Принципиально молчащего.

      Молчащего так долго и упорно, что каждый в подвале отчетливо слышит урчание ненасытившегося желудка 303.

      Без промедлений, я отдаю ей оставшуюся часть своего обслюнявленного обеда и с энтузиазмом продолжаю гнуть несгибаемое:

      – Ну?

      – Почему вы так уверены в моей осведомленности? – устало вопрошает 1.

      – Да потому что тебе всё на свете известно, – заявляет 20 таким высокомерным тоном, будто объяснять нам, ослам, элементарные вещи – слишком утомительное дело.

      – Рад, что произвожу такое впечатление, – говорит наш главный с черной, как его круги под глазами, улыбкой.

      – Ну? – не могу угомониться я. – Не тяни.

      – Когда-нибудь она сама поделится с нами воспоминаниями.

      – Ага, поделится – если не свихнется окончательно.

      Чавканье