Жёлтые плитки. Максим Михайлович Павченко

смешно, – сразу отрезал Кроне. – Как он может стать менее?.. Это всё равно что превратиться обратно в обезьяну, – эволюция назад.

      – Да, я понимаю, – признал Рэдмонд, что сказал лишнее по волнению. – Тогда … он стал более бесчувственным?

      – Я думаю, что да.

      Дальнейших объяснений не последовало.

      – Хорошо, – старший планировщик, не готовый к такому ответу, замешкался, чуть потянул время. – Тогда… Вы считаете, что человек, ввиду этого, в очень высокой степени является машиной?

      Кроне вновь ответил утвердительно.

      А Рэдмонду пришлось опять на ходу додумывать вопрос. И тогда он решился:

      – Просто понимаете, … в нас всех очень сильно обычное понимание машины. Хотя она считается универсалией, а сейчас – тем более! – но нам ещё тяжело спроецировать это понятие на человека. Если же бесчувственность – это главная характеристика человека как машины, – то почему мы тогда к ней так привыкли? Тоже ведь универсалия…

      – Ну?

      – Вот я и прошу у вас дозволения объяснить, как она так быстро утвердилась, за счёт чего …

      Кроне оборвал его:

      – Она не утверждалась при мне!

      – Но вы развивали её. Я имею в виду то, что рассказывают про ваши осложнения…

      – А, осложнения! Что же вам непонятно? Судя по всему, вам знаком этот период.

      – Да, конечно. Но я хочу понять, что способствовало этому развитию. Наверно, человек почувствовал себя более бесчувственным? Более – машиной?..

      Кроне жестом показал, что понял. Старший планировщик оказался на удивление логичен, пришлось впервые задуматься. Наконец, он объяснил, что самое первое упоминание о бесчувственности и, следовательно, утверждение он – да и никто – не может передать, так как этот факт, похоже, не был никак зафиксирован или сформировался независимым, то есть природным, путём. Но, видимо, то утверждение было настолько сильным, что сразу всеми было принято как универсалия. Или – люди просто по природе своей почувствовали, что это так. В ситуации же с нынешней главной идеей, видимо, само утверждение пока ощущается слабее.

      Рэдмонду Стаю не понравилось такое объяснение. Он в нём многое не понял – и первое, что не понял, вынес на вопрос:

      – Почему тогда его забыли, то первое утверждение? Говорят, что вы своими теоретизациями почти вернули понятие!

      – Ну,ж это неправда. Преувеличение.

      – Но его же так резко развили!..

      – Это уж я постарался, – улыбнулся Кроне. Эта была такая улыбка, которая говорила о том, что, на самом деле, «постарались» многие.

      Рэдмонд всё равно не понимал. Он что-то ещё разволновался и даже повысил голос:

      – Как-то всё равно непонятно. Может, человек тогда и машиной себя более чувствовал?

      – Это вы к чему?

      – Да, теперь же звездолёты появятся. Машин станет меньше. Отождествление прекратится…

      – Я что-то вас совсем не понял, – заявил профессор.

      – Получается, человек, возможно, стал … менее бесчувственным?

      Кроне замахал руками.

      – Вы