До последней стрелы. Ольга Суханова

хватит, не плачь, не плачь. Все будет хорошо. Завтра твой брат будет с нами. Как его зовут?

      – Билли, – всхлипнула девушка, пряча лицо на груди Джона.

      – А тебя? – Робин, подойдя, устроился на бревне с другой стороны и ободряюще потрепал прядильщицу по кудрявой голове, но, встретив суровый взгляд Джона, быстро кивнул в ответ и убрал руку.

      – Билли.

      – В смысле?

      – Он – Уильям, я – Сибилла. А его точно не повесят?

      – Если я сказал нет – значит, нет. Вас только двое? Еще кто-то есть из родных?

      – Еще сестра, – снова всхлипнула прядильщица. – Старшая. Замужем, в Лидсе живет.

      – Боюсь даже спросить, как зовут.

      Гай Гисборн сначала пытался прогнать лицо из памяти, но потом, поняв, что бесполезно, стал просто прокручивать воспоминание снова и снова. По кусочкам, каждое мгновение. Узнать бы о ней хоть что-нибудь, но как узнаешь? Будь то благородная дама, он давно бы выяснил все подробности. Но что и как можно узнать о случайной простолюдинке?

      Чернь. Он не любил чернь и никогда не скрывал этого.

      Уверенный, сильный, тревожный взгляд. Глаза – словно черное пламя. Рваный шрам на ухе. Что могло случиться, кто посмел ее когда-то обидеть?

      Они успели обменяться лишь несколькими словами, но Гай заметил в ее речи ту отточенную правильность, с какой на родном языке не говорят. Наверное, занесена сюда волной после крестового похода. Как Ламбер и его бывший напарник Мазер. Что с ней было раньше, где и с кем жила, со сколькими делила постель? Да что там раньше – он и про сейчас-то ничего не знал.

      Но теперь Гай понял, что так изводило его в этом лице, казалось таким неправильным. Тревога, излом, обреченность. Убрать эту тревогу – и тонкое некрасивое лицо, наверное, стало бы мягче и нежнее.

      Больше всего Билли злился на себя: он сам был виноват и понимал это. Надо было сразу бежать, как только он увидел лесничих, – а он почему-то решил, что сумеет их перехитрить.

      Он пытался держаться, изо всех сил пытался держаться, но все-таки не смог и разревелся. Глупо было верить, что кто-то придет на помощь, но Билли до последнего верил. Сестры ведь столько раз говорили, что лесные разбойники защищают простой люд из окрестных деревень. Он верил вчера, когда стражники везли его через лес в город. Верил всю ночь, валяясь в подземелье на вонючей соломе вместе с двумя неудачливыми воришками, которых поймали на рыночной площади. Верил сегодня с утра, так верил, что отказался от священника. Верил, когда за ним пришли стражники, когда его пинками толкали, заставляя быстрее топать по длинному сырому коридору.

      А теперь оказался на свету, на рыночной площади, сломался и расплакался. Он не знал, когда именно придет время казни. Пока до Билли никому не было дела: связанный по рукам и ногам, он стоял на помосте под присмотром стражников, изо всех сил пытаясь не реветь и не смотреть на виселицу. Вокруг бурлила ярмарка. На другом краю площади нахваливали свой товар местные и приезжие торговцы, в толпе сновали разносчики