Они ведь едят щенков, правда?. Кристофер Бакли

был в душе. Ты сама сказала, что тебе нужны мои мозги в рабочем состоянии. Ладно. Сейчас приведем в действие нейроны. Три, два, один. Запускаем нейроны. О чем речь?

      – О Лаки Страйк.

      О господи…

      И Минди приступила к подробному рассказу, длившемуся, как прикинул Жук, три-четыре минуты. Ему совсем не хотелось выслушивать этот монолог, но он понимал, что прервать его, не узнав медицинского диагноза больной лошади, – значит навлечь на себя обвинение в величайшем равнодушии. Он резко запрокинул голову, причинив себе сильную боль.

      – Поэтому доктор Дикерсон сказал, что мне категорически нельзя на ней ездить, пока сухожилие окончательно не заживет. Уолтер? Уолтер, ты вообще меня слушаешь?

      Сухожилие. О, это слово! Как Жук ненавидел это слово! В последние годы оно уже стоило ему десятков – или, может быть, даже сотен – тысяч долларов. Были и другие слова и выражения, имевшие отношение к лошадиной анатомии, которые заставляли его вздрогнуть: лопаточно-плечевой сустав, путовый сустав, копытная кость, – но особенное отвращение он испытывал именно к сухожилию.

      – Понимаешь, тут уже речь идет о моральных соображениях.

      Жук унесся мыслями к фабрикам по производству собачьего корма, к их превосходной работе.

      – Тпру, Мин! Как ты сказала – «о моральных соображениях»?

      – Да. Если я буду по-прежнему ездить на ней, не давая сухожилию зажить… Уолтер, до тебя все еще не доходит? Если с сухожилием… – Что это с ней? Она как будто тяжело дышит. – …Нет, я даже думать об этом не хочу.

      – Мин, – вздохнул Жук. – Сейчас не самое удачное время.

      – Хочешь, я перезвоню тебе попозже?

      – Нет, милая. Я не о том… Ты видела сегодняшние утренние новости?

      – Уолтер. До соревнований остается всего шесть недель. – Пауза. – Ну, хорошо. А, по-твоему, как мне быть?

      Жук помассировал левый висок.

      – Насколько я понимаю, ты уже выбрала… замену… больному животному?

      – Это лошадь, Уолтер. Сэм… – Вот еще одно слово, от которого у Жука пробегали мурашки: так звали ее тренера, а вернее сказать – злого гения. – Сэм говорит, что в Долларсмите продается отличная трехлетняя кобылица.

      – М-м. А она тоже родственница Галеты?

      – Если бы она и была ею, то уж никак не предлагалась по такой сходной цене. Но родословная очень хорошая. У представителей дома Виндзоров – и у тех нет такой родословной!

      Родословная. Сущ., ж. р.; прил.: 1) чреватая банкротством; 2) чудовищно дорогая.

      – Мин.

      – Да, дорогой?

      – Во что обойдется мне эта кляча?

      – Ну, понимаешь, я же говорю – у нее отличная родословная…

      – Мин!

      – Двести двадцать пять!

      Где-то за глазными яблоками Жука обозначился – как сказали бы врачи – новый болевой сигнал.

      – Но нам нужно действовать быстро, – добавила Мин. – Сэм говорит, что вчера там шнырял и что-то вынюхивал посол Кувейта.

      Несмотря на то, что Жука мучила боль, его очень рассмешила эта мрачная картина – как посол Кувейта шныряет и вынюхивает что-то около конюшен.

      – Ну,