Ветер Севера. Риверстейн. Марина Суржевская

с утра я не успела расчесаться, и волосы дыбом стояли на голове, выглядела я наверняка знатно.

      Данина сдвинула брови, чтобы я не переигрывала.

      – Пойду отварчик от хворобы принесу! – радостно потерла руки травница. – И побольше! И корень мохровицы заодно, чтобы уж наверняка!

      Гарпия растянула губы сильнее. Настойка мерзкая, а корень мохровицы, который нужно жевать от горячки, отвратительный настолько, что запросто сшибает с ног лошадь. Убедившись, что ничего радостного нам не светит, а лекарства вполне можно приравнять к утренней экзекуции, Гарпия милостиво разрешила нам болеть и удалилась.

      – Ух, – Данина вытерла со лба пот. Я плюхнулась на свою койку.

      – Навь кладбищенская?

      – Ну, прости, надо ж было мистрис убедить. Хотя… – она окинула меня скептическим взглядом и добила: – Хотя навь кладбищенская покраше тебя будет! Все, я за настойками пошла, а вы живо под одеяло! Не хватало еще и правда всех хворобой заразить, – и хитро улыбаясь, вредная травница вышла.

      Я благодарно посмотрела ей вслед и вытянулась на узкой койке. Все-таки возможность поспать в тепле вместо бега по стылому двору и нудных занятий весьма радовала. Даже если для этого пришлось стать навью! И потом, вопрос собственной внешности меня и раньше не сильно волновал, а сейчас и подавно. Страшная я, так что ж поделать, замуж все равно нам не выходить. Послушницы Ордена принимали обет безбрачия. А чтобы просвещать да нести святое слово народу, и моя неказистая внешность сойдет.

      И все же… Навь кладбищенская!

      – Ты сегодня опять не спала? – сипло спросила Ксеня. И как она заметила? Сама же дрыхла сном младенца всю ночь. Я промолчала, не зная, что сказать. Темные, как спелые вишни, глаза подруги, осуждающе рассматривали меня из-под одеяла.

      – Сейчас поспи. Утро уже. Можно.

      На глаза мне навернулись слезы. Защипали, и я судорожно задышала ртом, уже по-настоящему.

      – Догадалась…– прошептала я.

      – Дура ты, Ветряна, – сипло, но с чувством заключила Ксеня, – спи. Потом поговорим.

      Облегчение от того, что можно будет все рассказать, что Ксенька не испугалась и не отвернулась от меня, было столь сильным, что я не выдержала, затряслась от хлынувших слез. И свернулась калачиком, отвернувшись, уставилась невидящим взглядом в стену.

      – Поспи, – повторила Ксеня шепотом. И я расслабилась и… заснула.

      Когда Данина принесла настойку, мы в унисон посапывали на своих койках.

      ***

      Поговорить нам не удалось. Измученная вынужденным бодрствованием последних дней, я проспала до заката, даже на запахи принесенной дневальщицей каши не отреагировала. А к вечеру Ксеньке стало хуже, горячка усилилась. Подруга металась на узкой койке, красные жаркие пятна разлились по ее щекам. Данина озабочено протирала ее влажной тряпкой, вымоченной в настойке трав, и ругалась себе под нос.

      – Надо перенести ее ко мне, – сообщила травница. – Нельзя здесь оставлять, боюсь, все хуже, чем я думала… Эх, хоть бы не…

      Я вздрогнула, поняв, о чем женщина умолчала.