33 рассказа о китайском полицейском поручике Сорокине. Евгений Анташкевич

спать, – тихо сказала Элеонора.

      – А вам удобно будет спать сидя? – спросил Михаил Капитонович.

      Элеонора улыбнулась.

      «Какая у неё чудесная улыбка!» – невольно подумал Сорокин.

      – Мишя, я так сплю уже которую неделю, положу один мешок под себя, другой поставлю к…

      – саням, – по-русски подсказал ей Михаил Капитонович.

      – …или к дереву… – Она не успела договорить, как над её головой что-то коротко свистнуло и ударило в ствол ближнего дерева. Сорокин не сразу понял, что это было, но инстинктивно бросился на Элеонору, повалил её и ногой стал закидывать костёр снегом.

      – Что вы делаете, Мишя, – с трудом выговорила придавленная его телом Элеонора.

      – Тихо, Энн, прошу вас, – прошептал Сорокин, не переставая грести ногою снег к костру, – по нас стреляли…

      – Так бывает каждую ночь. – Она освободила из-под его локтя лицо и стала его отталкивать.

      – …разве вы не поняли? – договорил Сорокин.

      – Не гасите костёр, мы замёрзнем, – умоляющим голосом попросила она, – так бывает часто, почти каждую ночь!.. Вы слышали выстрел?

      «Нет!» – ответил ей про себя Сорокин.

      – Нет! – повторил он вслух.

      – Вот видите, значит, стреляли откуда-то очень далеко, это шальная пуля.

      Сорокин встал на колени, Элеонора села и закрыла рот ладошкой. Сорокин увидел, как от смеха вздрагивает её тело.

      – Вы такой быстрый, Мишя, к пулям я привыкла, а… – она беззвучно смеялась, – а к такой быстроте – нет!

      Михаил Капитонович стоял на коленях и не знал, что делать. Соседи по саням обустраивались на ночлег, как будто ничего не произошло.

      – Укладывайте мешки… – Элеонора промокала варежкой слёзы.

      – Я только хотел…

      – Ничего, ничего, Мишя, будем считать, что теперь я вас знаю уже совсем хорошо!

      Смущённый Сорокин встал, отряхнул колени и стал подтаскивать один к другому мешки; Элеонора тоже встала, он взглянул на неё и понял, что не ошибся: в большой, с чужого плеча, шубе она выглядела очень миниатюрно. Михаил Капитонович оглянулся по сторонам и увидел, что из вдавленного следа, где совсем недавно перетаптывался Огурцов, торчит угол какой-то бумажки, он поднял её, поднёс к огню и разобрал слабо-синий типографский шрифт: «Господа белые… вы зря драпаете, вокруг вас та же Россия…» Сорокин скатал шарик и бросил его в огонь, шарик полежал, окутался дымком, начал расправляться и ярко вспыхнул.

      «Дурак! – подумал в этот момент Сорокин. – Надо было на раскурку пустить, как Огурцов!»

      – Ваше благородие!.. – Сорокин почувствовал на лице жаркое дыхание и услышал сиплый шепот. – Ваше благородие, проснитесь!

      Он открыл глаза. Было темно, только лоб Огурцова глянцево отсвечивал в свете костра.

      – Что случилось, тише ты, не тряси, разбудишь… – Сорокин чувствовал своей спиной спину Элеоноры. – Что такое? – Нарочный прибежал, надоть в штаб, вот донесение, – просипел Огурцов и хлопнул себя по шинели на груди, – просыпайтеся!

      Сорокин сидел и старался