Мракобес. Елена Хаецкая

том-то и дело, что ничего. Этого и испугался.

      – И что, больше не ходил к той женщине? – спросил Ремедий.

      – Отчего же… Через три или четыре дня явился, больно уж хотелось мне обнять ее, мою красавицу. И снова началась наша любовь. Таясь, приходил к ней вечерами. И как-то раз снова застал нас вместе ее муж. У меня душа ушла в пятки, когда показался он на пороге. Лицо бледное под черной шляпой, на груди золотая цепь в три ряда, левая рука в перчатке, правую, без перчатки, в кольцах, ко мне тянет. У меня со страху слезы полились из глаз. Он говорит: «Подойди ко мне». Подошел. «В прошлый раз не говорил ли тебе, чтобы не приближался к этому дому ближе, чем на десять шагов?» – «Говорил, господин». – «Ну так идем со мной». Повернулся, за собой поманил. Я за ним, а у самого ноги от страха подгибаются. Вправе он убить меня в саду, никто с него не спросит, куда, мол, делся студент Бальтазар Фихтеле?

      – Дальше-то что? Не тяни, – жадно сказал Радульф, еще один старый товарищ капитана. Агильберт с усмешкой покосился на него: до седых волос дожил солдат, а все так же любит сказки.

      – Дальше? Привел он меня в сад и велел отойти от дома на двадцать шагов. Я воспрял духом. Больно уж легко удается отделаться от обманутого мужа. Он только расстояние увеличивает между мною и женой своею… Пробежал я эти двадцать шагов с поющим сердцем… и на последнем свалился в глубочайшую яму, локтей тридцать пролетел. Все кости себе переломал…

      – Как же ты жив остался? – спросил Ремедий, видя, что рассказ окончен, а самое главное так и не прояснилось.

      – Да разве это жизнь? – вопросом на вопрос ответил Фихтеле под всеобщий хохот и полез в кошель за игральными картами.

      Через несколько дней Фихтеле сбил себе ноги и теперь плелся, сняв сапоги. От холода весь посинел и чаще, чем следовало бы, наведывался к Эркенбальде с просьбой о фляжке дешевого рейнвейна. Женщина не отказывала, скупо улыбалась тонкими губами, цедила жидкое винцо. Фихтеле задолжал ей жалованье уже за полмесяца, но не слишком печалился – кто знает, настанет ли завтра утро.

      – Хотите подкрепиться, святой отец? – привязался он к Иеронимусу, протягивая ангстер, фляжку формой и размером похожую на луковицу.

      Иеронимус отказываться не стал, глотнул.

      – А разводит винцо Эркенбальда-то, – сказал он, обтирая губы. – Экая ведьма.

      Фихтеле забрал ангстер, завинтил пробку.

      – И пес с ней, – беззаботно сказал он. – У вас нет мази от мозолей, отец Иеронимус?

      – К сожалению, нет.

      – А, бренное тело, значит, не врачуем? Только падший дух поднимаем на должную высоту?

      – Когда есть возможность, врачую и тело, – сказал Иеронимус, не поддаваясь на полупьяную провокацию студента. – Как же случилось, что ты натер себе ноги?

      – Так сапоги ворованные, – просто ответил Фихтеле. – Маловаты оказались.

      – Тебе нужен совет?

      – А что еще взять с вашего брата?

      – В таком случае, либо не воруй что попало, либо заранее готовься к последствиям.

      Фихтеле захохотал.

      – Хороший