Насты. Юрий Никитин

обалдеть можно! Никогда не было таких возможностей…

      – Ну, – сказал Грекор, уже соглашаясь.

      – Человек взрослый и солидный, – объяснил Валентин, – тоже хочет срать, то есть настить, но ему уже по рангу это не совсем то, однако придуманы замены сранья под дверьми…

      – Какие?

      – Джакузи с девочками, – пояснил Валентин, – подпольные азартные игры, собачьи бои, оппозиционные партии… Сейчас в ответ на растущее давление системы растет инстинктивное сопротивление всего человеческого, что не позволяет превращать нас в послушные винтики системы.

      – Классно задвинул, – сказал Данил с одобрением.

      – Оттуда корни и того протеста, – пояснил Валентин, – которое старшее поколение высокомерно называет тотальным оплевыванием всего-всего ценного и хорошего… К примеру, попробуйте просто кого-то назвать правильным человеком! Все на того человека станут смотреть с насмешкой и пренебрежением. Правильность стала… как бы это сказать…

      – Пороком? – подсказал я.

      Валентин отмахнулся.

      – Нет, порок как раз встал на место правильности. В том значении, что пороки теперь не скрывают, а выставляют напоказ. А правильности избегают и стыдятся. Правильный человек – это как бы ретроград, мракобес и вообще дурак.

      – Ограниченный, – поправил педантичный Зяма.

      – Ограниченный, – согласился Валентин. – А вот мы, не скованные никакими предрассудками, можем блистать возможностями, недоступными этому ограниченному правильному. К примеру, правильный просто не сможет насрать под дверью у соседа. У него даже анус не разожмется! А вот мы, продвинутые, сможем.

      Грекор гыгыкнул:

      – А раз сможем – сделаем! Люська, сделаешь?

      Люська ответила весело:

      – С удовольствием! Вот такое я говно.

      «Вот такое я говно», повторил я про себя. Сейчас все так говорят и ничуть не стыдятся. Нет, даже гордятся, что говно.

      Просто мы первые, кто это не просто ощутил, все общество это ощутило, но мы и выражаем активный протест этой угнетающей нас системе.

      – Ладно, – сказал я веско, – а знаете ли, что в инете лаптями звонят, как через две недели разразится не то митинг протеста, не то демонстрация… Кто слышал?

      – Срунов? – спросила Люська с восторгом.

      – Срунов, – согласился я. – Только они себя называют иначе.

      Дверь приоткрылась, появилась взлохмаченная голова Марины. Она окинула всех быстрым взглядом.

      – О, у вас снова тусовка?

      – Без тебя какая тусовка, – ответил Данил. – Заходи!

      – Я с гитарой, – предупредила Марина. – У кого нет слуха, тому уши оборву.

      – Здесь все музыканты, – ответил я. – Крыловские.

      Они с Люськой сразу уединились в уголке и начали разучивать песню собственного сочинения, Марина играет неплохо, а Люська только поет, но у нее такой звонкий чистый голос, что слушаешь с удовольствием, какую бы лабуду ни верещала.

      Данил крикнул им:

      – Нам нужно