Насты. Юрий Никитин

проезжей части.

      Впереди темно-фиолетовый щит с ядовито-желтыми буквами «ЛДПР». Наверное, желтизна символизирует золото, что просыплется на всех, когда ЛДПР воссияет, как солнце, и вытеснит темно-фиолетовую тьму.

      Данил спросил шепотом:

      – А чего там дальше улицу перегородили?

      – Там нам скажут «стоп», – объяснил Зяма. – Неча с твоим кувшинным рылом в их калашный ряд.

      – Сволочи!

      – Еще какие, – поддакнул Зяма. – Ничего, отольются кремлевским котам наши мышьи слезки.

      Среди полиции несколько женщин, пара даже совсем молоденьких, вот бы их затащить в кусты да показать, как мы относимся к родной полиции, которую по-прежнему зовем ментами.

      Но пока они улыбаются и строят глазки тем ментам, кто старше по званию, как же, карьерку нужно строить, пока сиськи торчат, а когда отвиснут, никакое умение не поможет.

      Когда мы проходили с этой стороны барьера, Данил улыбнулся одной такой красотке с кокетливой пилоткой на пышных рыжих волосах и сказал дружелюбно:

      – А у тебя и внизу такая же?

      Она посмотрела на него грозно и с намеком погладила дубинку на крутом, как у кобылицы, бедре.

      – Что-что ты сказал?

      – Пилотка, говорю, красивая, – ответил Данил. – Смотрю вот и представляю… Хотя почему-то синяя, гм… да и размеры…

      Зяма потащил его дальше, а полицайка сверлила им спины ненавидящим взглядом.

      – Вон идут! – сказал Данил.

      Из-за голов выстроившихся вдоль барьера зевак показались красные флаги. Ветерок красиво колышет полотнища, мое сердце радостно заколотилось, красный цвет всегда заставляет куда-то бежать и что-то делать, это цвет пролитой крови и яростных пожаров.

      Мы выждали, когда прошли первые ряды, Зяма вообще шептал, что надо пристроиться в конец, но я покачал головой.

      – Насты не будут плестись в хвосте!

      – Насты вообще должны возглавлять, – заявил Данил.

      – Все впереди, – ответил я.

      – Красота, – сказал Данил издевательски, – посмотри, и эти взялись под ручки…

      Люська хихикнула. Демонстранты двигаются во всю ширь улицы, взявшись под руки, чтобы их труднее было растаскивать, а впереди выстроилась цепь омоновцев, тоже все держат друг друга под руки, это чтоб демонстранты не прорвались сквозь их хилое, вообще-то, оцепление.

      – Теперь бы вприсядку, – сказал Грекор. – И кто кого перепляшет.

      – А что, – сказал Валентин, – это же народное гулянье…

      – Ставлю на демонстрантов, – сказал Зяма. – На омоновцах тяжелая амуниция.

      – Зато там тренированные парни!

      – А здесь, – ответил Зяма и указал кивком на наших качков, крепких и могучих, как быки, плечи толстые, руки как бревна, головы сидят прямо на плечах, такие не свернуть. – Эти кого угодно и перепляшут и переотжимаются от пола…

      Над головами реют десятки разных флагов, я пожалел, что у нас еще нет своего, нужно срочно придумать, а то