Последнее небо. Наталья Игнатова

и думать завести машину без ключей – никогда это толком не получалось, сколько ни учился. А выбраться из этой глуши без автомобиля можно и не успеть. Зверь говорил о церемонии. Вдруг он ожидал гостей. Они ведь могут появиться уже утром. Будут искать. Нет. Пешком не уйти.

      Ладно, снять с трупа ключи не страшнее, чем сделать трупом живого человека.

      Отец Алексий разыскал в наборе инструментов тяжеленную монтировку, глотнул напоследок чистого ночного воздуха, вернулся в задымленные сени и бегом помчался по лестнице наверх, закрывая лицо мокрым обрывком собственной рясы.

      Олег дышал дымом. В ушах звенело, кружилась голова. Комната горела, волосы потрескивали, он чувствовал, как скручиваются от жара брови и ресницы. Закашлялся, выплевывая кровь, комком стоявшую в горле.

      Проклятый священник. Как же быстро уходят чужие жизни. Вчера одна. Сегодня другая…

      А дверь оказалась заперта.

      Олег взвыл от ярости, с размаху ударив плечом в тяжелое дерево. Вот и попался, идиот. Давно ли смеялся, мол, проще стену сломать.

      Уже понимая бесполезность попыток, он снова ударил. Всем телом. Наверное, этого делать не следовало, потому что удар отозвался болью в черепе, снова потекла кровь, заливая и без того перепачканную рубашку. Проскрежетав ногтями по двери, Олег ополз на пол. Остался сидеть, уронив голову на горячие резные планки.

      Вот так и умирают…

      У него оставалась еще одна жизнь. Еще одна, кроме своей собственной. Значит, умрет он не скоро. Не быстро. Не задохнется и даже сгорит не сразу… Может, получится потерять сознание от дыма?

      Нет! Нельзя! Нельзя умирать. Только не так, не в огне… Он не сгорит, он не должен, не может…

      Ужас сменялся яростью. Бессмысленной, рычащей, безрассудной.

      Не огонь… Нет, только не огонь.

      Задыхаясь и кашляя, он вновь стал подниматься на ноги. Цеплялся руками за плачущую лаком резьбу. Пальцы липли…

      Дверь распахнулась неожиданно. И Олег, потеряв опору, рухнул на колени перед отцом Алексием.

      Кажется, его кости ломались под ударами. Череп, во всяком случае, точно треснул. Потом снова пришли темнота и ночная тишь. Здесь не было места жару и пламени. Огонь не успел. Опять не успел.

      Выдергивая из кармана убийцы простенький брелок с двумя ключами, священник увидел, что Зверь улыбается. Эта улыбка на обожженном, разбитом, залитом кровью лице была настолько жуткой, что отец Алексий, сам себе удивляясь, ногой отпихнул тело Зверя обратно в комнату. И вновь закрыл дверь на ключ.

      Выбраться из дома во второй раз оказалось сложнее. И все-таки священник нашел выход на улицу. Вернулся в гараж. Убедился, что «нива» действительно на ходу. После чего, оставив мотор включенным, он разлил по полу, расплескал по стенам содержимое трех больших бочек с горючим и, выезжая, с силой приложился бортом «нивы» к металлическим несущим, по которым поднималась и опускалась дверь гаража. Искры брызнули радостной, слепящей дугой.

      Он успел. Успел вынестись за ворота. Красивый терем за спиной протяжно застонал, охнул, просел, и пламя грохочущим