Каннибалы. Юлия Яковлева

Тот ответил немедленно и подобострастно:

      – Але?

      Петр хмыкнул: начальство. Кириллов отошел, прежде чем ответить.

      Петр не стал ни мешать, ни обижаться – служба есть служба.

      К одному уху у администратора была приложена трубка, а другое стало малиновым. Как будто начальство через трубку вливало ему раскаленную жижу прямо в мозг.

      Петр тем временем достал телефон, который дал Борис. Нажал вызов. Гудки, голосовая почта.

      Администратор отнял от уха телефон, посмотрел на Петра заячьим взглядом:

      – Вы сами отсюда дорогу найдете?

      Тот поднял ладонь:

      – Ноу проблем.

      Администратор умчался.

      Снова подошел Кириллов:

      – Лена звонила. Кровь на руках принадлежит самому ребенку. Она посмотрела фотки рук. Ничего нового. Порезался, пока шастал один по театру.

      «Шастал один по театру – маленький ребенок! – в закулисной части, закрытой для чужих, – и никто не заметил? Или заметил, но не счел необычным? Подумал: притащил своего кто-то из артистов… Или заметил, но предпочел молчать?» – думал Петр. «Не считает подозрительными» и «не являются подозрительными» – это две очень разные вещи. Петр во всем предпочитал убедиться сам. Мелочей – нет.

      – Чего ты завис? Идем, – позвал Кириллов.

      У него своя служба, у Петра – своя. Борис платит ему не за то, чтобы он делился с полицией своими мыслями. Но сегодня я тебе, завтра ты мне, – на этом принципе держались связи. Поэтому Петр сказал:

      – Не верится.

      – О’кей, – приглашающим тоном отозвался Кириллов.

      – Идем к отпечатку.

      Вернулись на лестницу, к бурому следу маленькой ладони. Петр присел, изучая угол.

      – Вот здесь он уже в крови, так?

      Кириллов кивнул.

      Петр попытался вообразить движения маленькой фигурки. Костя шел вверх? Или вниз? Примерил на себя – с поправкой на уменьшенную амплитуду движений.

      Поднялся.

      Пошел вниз. Кириллов за ним. Оба смотрели под ноги, как два грибника.

      – Во, гляди, – показал Кириллов. Еще одно бурое пятнышко. Отпечаток маленького пальца.

      – Надо идти обратно, – сказал Петр. – Здесь уже кровь на порезах подсохла.

      Опять пошли вверх. Коридоры все так же казались Петру одинаковыми. Казалось, он только и делал, что шел по одной и той же лестнице. Окон нет. Ровный белый свет галогеновых ламп, ровное гудение. «Как только они сами здесь ориентируются? – думал Петр о тех, кто работал в театре. Камешки, как Мальчик-с-пальчик, бросают? Разматывают нить из клубка? Или видят мелочи, приметные только им?»

      Но люди, попадавшиеся навстречу, шедшие мимо, ничего не бросали, не разматывали. А только чуть дольше задерживали взгляд на двух чужаках.

      – Вот где он порезался! – торжествующе объявил Кириллов. В углу лежала скомканная металлическая лента: очевидно, недавно сняли с ящика после транспортировки. Блестящая, гремящая, – малыш не мог пройти мимо, не изучив. Кириллов показал то, что Петр видел и сам: бурые следы на тонко раскатанном