Силки на лунных кроликов. Ирина Анатольевна Кошман

уезжаю домой. Позвоните, если что.

      Напоследок женщина снова смерила взглядом девушку, худую, с огромными глазами. Сейчас ее дочке было бы семнадцать. Неужели этой тоже семнадцать? Женщина почувствовала странный, необъяснимый приступ жалости к этому ребенку. Она же говорит, что у нее есть отец, которого она любит. Но девочку никто не слышит. Вот так же никто не слышал и ее саму все эти годы.

      Они говорили: «потерпи, боль пройдет».

      Родишь еще…

      Нужно верить и надеяться…

      Заведи собаку…

      Разбей грядки…

      Заведи корову, хозяйство…

      Она потеряла веру в способность людей мыслить здраво. И чтобы не сойти с ума, она приняла правила игры этого больного мира. Чтобы не слышать глупых советов, она начала улыбаться. Чтобы не видеть сочувственных взглядов, она говорила только о хорошем. А если хорошего не было, то его всегда можно было придумать. Фантазия стала для нее лучшим спутником в жизни.

      Но она помнила лицо своей дочери в мельчайших подробностях. Хотя и пыталась забыть. И помнила она все те черты, которые видела в последний раз. И помнила место, где видела в последний раз. И так часто порывалась бросить всё и переехать. Но одна лишь эта мысль казалась предательством. Где-то на самой глубине души всегда брезжил огонек глупой неуемной мысли: а вдруг вернется? Такая же, как была в тот день. В желтом сарафане. И день будет таким же, солнечным.

      Дней похожих, конечно, в жизни было много. Но ни один не такой же. Ни один.

      2.

      Еще целых десять мучительных дней.

      Павел снова забрал девушку к себе, пока не решил, куда ее определить. Ситуация была запутанная, выходящая из разряда тех дел, где можно просто следовать протоколу. Они даже не могли точно сказать, сколько было девочке лет, так что не знали, отправлять ли ее в приют или интернат. К тому же, она не обычный ребенок.

      И даже если она действительно окажется той самой Женечкой, дело на этом не закрыто. Значит, девочку похитили, держали взаперти. А значит, нужно найти того урода, который сделал это. И неизвестно, сколько всего он еще делал.

      Экспертиза со шнурка показала наличие посторонней ДНК. И если это его ДНК, значит, никакой он не отец.

      Как только Павел начинал складывать в уме эту мозаику, тут же находились лишние элементы. Или, наоборот, недостающие. Приходилось рушить всю картину, чтобы выстраивать ее заново.

      Девочка сидела в комнате его сына. Очень часто он, майор, находил Алису под кроватью. Ей там было удобнее. Она всё еще боялась дневного света и улицы. И окна внушали ей страх. Мужчина полагал, что это какой-то вид агорафобии, и это вводило его в уныние. Никто не станет лечить этот страх. Девочка, в конце концов, останется на попечении государства, как ненужный груз. Ей сделают новые документы. Фамилии своей она не знает, так что ей придумают новую. Дадут ей дату рождения. Заклеймят идентификационным номером. И она начнет новую жизнь, к которой совсем не готова.

      Ее умственные способности он оценивал на уровне шестилетнего ребенка. Хотя иногда… Его посещало то