Мальчик глотает Вселенную. Трент Далтон

вроде как подводил дело к этому, дружок.

      Она подходит к своей шкатулке для украшений, стоящей на белом комоде.

      – Очевидно, он читал ее статьи в местной газетенке. Наверно, ему просто понравилось, как ее имя звучит в его голове. Он так делает – цепляется за имя или за слово и прокручивает его снова и снова в уме. Если он не произносит слова вслух – это еще не означает, что он их не любит.

      Мама сжимает в руке две серьги с зелеными камушками, наклоняется ко мне и произносит мягко и бережно:

      – Этот мальчик любит тебя больше, чем что-либо в этой Вселенной. Когда ты родился…

      – Да знаю я, знаю.

      – …Он так внимательно следил за тобой, охранял твою кроватку, словно жизнь всего человечества зависела от этого. Я не могла оттащить его от тебя. Он самый лучший друг, который у тебя когда-либо будет.

      Она выпрямляется и поворачивается к зеркалу.

      – Как я выгляжу?

      – Ты выглядишь прекрасно, мама.

      Хранительница молний. Богиня огня, войны, мудрости и красного «Уинфилда».

      – Овца в шкуре ягненка, – вздыхает мама.

      – Что это значит?

      – Я старая овца, которая вырядилась, как юный ягненок.

      – Не говори так, – возражаю я обиженно.

      Она видит мое настроение в зеркале.

      – Эй, я просто шучу! – говорит она, вставляя сережки.

      Я ненавижу, когда она так принижает себя. Я убежден, что чувство собственного достоинства весьма важно соблюдать во всем, от нашей жизни на этой улице и до моего сегодняшнего вечернего наряда: желтой рубашки поло и черных брюк-слаксов, купленных в соседнем пригороде Оксли в социальном магазине Общества святого Винсента де Поля.

      – Знаешь, ты слишком хороша для этого места, – брякаю я.

      – Ты о чем?

      – Ты слишком хороша для этого дома. Ты слишком умна для этого города. И ты чересчур хороша для Лайла. Что мы делаем тут, в этой выгребной яме? Нам здесь даже срать садиться не стоило бы.

      – Ну ладно, корешок, спасибо за предупреждение. Я думаю, тебе можно уже идти заканчивать собираться, да?

      – Все те мудаки липли к ягненку, потому что она сама всегда думала, что она овца.

      – Все, Илай, достаточно.

      – Ты знаешь, что тебе следовало бы стать адвокатом. Тебе следовало бы стать врачом. А не долбаным торговцем наркотиками.

      Ее тяжелый удар обрушивается на мое плечо даже раньше, чем она разворачивается.

      – Убирайся из моей комнаты, Илай! – рявкает она. Еще один удар в мое плечо с ее правой руки, затем еще один в другое плечо с левой.

      – Пошел отсюда к черту! – кричит она. Она стискивает зубы так плотно, что я вижу, как искажается ее верхняя губа, ее грудь колышится от глубокого частого дыхания.

      – Кого мы обманываем? – выпаливаю я. – Следить за языком? Мне следить за языком? Мы гребаные наркодилеры. Наркодилеры, бляха-муха! Меня блевать тянет от всей этой собачьей чуши и благодати, которую вы тут с Лайлом изображаете. «Садись за уроки, Илай! Доешь свои гребаные брокколи, Илай! Приберись в кухне, Илай! Учись хорошо, Илай!» Как