Хроники Обсервера. Часть I. Город не от мира сего. Сергей Анатольевич Остапенко

Вон, впереди уже видны качели в городском парке. А вот и парк позади. Всего десять минут напрямик через лес, и она уже почти на месте.

      «Олимпик» прятался в подвале тренажерного зала, где юные революционеры сбрасывали свою ярость и протест, монотонно качая железо. Она отдышалась, усмирила Фенрира и прошла по коридору за душевые, раздевалки и туалеты. В зале было немноголюдно. Она постучалась в обшарпанную дверь с криво нацарапанной новокенааницей40 надписью «ПЕКЛО».

      Условный стук – два раза, три раза, три раза и снова два раза – должен был известить тех, кто внутри, что за дверью свои.

      В приоткрывшейся двери появилась нахмуренная физиономия Рогдая, одного из товарищей Германика.

      – Ты чё тут делаешь? – удивился он. – Сегодня тебе с нами нельзя.

      – Да нужны вы мне. Герман здесь?

      Рогдай столкнулся с дилеммой: с одной стороны, Маша была вхожа в их круг, с другой, сам же Герман наказал сегодня не подпускать её и на пушечный выстрел. Пусть сам разбирается.

      – Герман, к тебе пришли.

      Опасливо косясь на Фенрира, он охранял дверь, чтобы Маша ненароком не проскользнула внутрь. Фенрир был недоволен, но не протестовал. За дверью разговаривали на повышенных тонах. Басок Добрыни Сруба настаивал на том, что теперь, когда они тайно напечатали на формотворе41 немного оружия, пора занимать здание поместной громады, а там «народ сразу поднимется». Более высокий голос Германа парировал, что отпечатки еще не испытаны, пристрелка не проводилась, а штурмовать громаду или страпориум сейчас, когда в городе полно иностранных военных – смертоубийство, поэтому нужно выжидать. Незнакомый голос долго призывал всех успокоиться, и когда гомон стих, произнёс:

      – Я всех вас очень люблю и уважаю. Но не могу не сказать то, что должен. Вы просто мальчишки. Глупцы. Я долго объяснял вам, что мир так не исправить. Я знаю, о чём говорю, мы же у себя пытались не один раз. Нужно готовить другой путь, не имеющий ничего общего с насилием. Но вы не хотите учиться на своих ошибках, вы хотите совершать свои. Я вам не нужен. Прощайте, я ухожу.

      В наступившей тишине послышались нарастающие шаги.

      – Эклектор, подожди! Ну зачем ты так!

      Тот, кого называли Эклектором, протиснулся в дверь бочком, едва не зацепив морду Фенрира гитарным чехлом. Пёс с интересом обнюхал его хитон.

      – Прошу меня извинить, царевна, – проронила его рыжеватая борода. – Господин пёс, сожалею.

      После чего его силуэт стал скрываться в сером проёме над лестницей, напевая слова незнакомой песни:

      «Точка уже была, а я – постскриптум, и все дела.

      Сказано всё про всё, и всё равно, что скажу ещё.

      Сказано всё про всех: что ни добавь – поднимут на смех.

      Но слова после точки всегда важнее всего.

      Слова после точки всегда важнее всего…»

      Маша ошарашено провожала его взглядом, пока он не исчез. Гитарист был ей не знаком, и ей было любопытно, почему он назвал её царевной. Намекая на титул главной городской красавицы?

      – Дура!

      Она

40

       Новокенааница – набор алфавитных символов финикийского происхождения, читается справа налево.

41

Формотвор – аналог 3D-принтера.