Знак земли. Собрание стихотворений. Николай Тарусский

старозаветный

      Со своей судьбишкой – не судьбой, —

      Я, обремененный, многодетный,

      Звезд не видел бы над головой.

      Но страна хотела по-другому.

      И крутой падучий ледоход

      Смыл дорогу, разметал хоромы

      И, как льдинку, выбросил вперед.

      И среди широкой звездной ночи,

      Посреди бугристых падунов

      Вдруг очнулся маменькин сыночек

      Голеньким, почти что без штанов.

      …Был учителем, чернорабочим,

      Был косцом, бродягой, рыбаком.

      И по-лисьи облезали клочья

      Старой шкуры с вешним ветерком.

      И звериная тугая линька

      По пути не раз лишала сил,

      Потому что каждую шерстинку

      Я из сердца сызмала растил.

      И она тем медленней, труднее

      Проходила, что в моей крови

      Кровь текла дворовых и лакеев,

      Ваша кровь, о, родичи мои!

      Эта кровь, не верившая в небо,

      В право правды, в честные глаза,

      В сладость человеческого хлеба,

      Покрывала всюду, где б я ни был,

      Черной двойкой красного туза.

      И когда б не годы, не учеба

      У плечистых, грубоватых лет,

      Может быть, как волк широколобый,

      Я блуждал, разнюхивая след.

      Может быть, и я бы лег на отдых

      Под многопудовою плитой

      Возле сосен в желтоперых звездах

      Домовитым страшным Калитой.

      Август – сентябрь 1934

      Вьюга (1918) («За звонаря и метельщика…»)

      За звонаря и метельщика

      Нынче буря.

      Лезет в звонарню

      И за метлой в вокзал

      Вносится,

      Синяя, в белой медвежьей шкуре,

      Крутится язычками,

      Шипит у шпал.

      Снова замерзшим Яиком

      И Пугачевым

      Душат сугробы.

      Там начисто, здесь бугры.

      Сабли рубили;

      Косило дождем свинцовым;

      Крышу снарядом снесло;

      Замело костры.

      Конские гривы.

      Сугробы.

      Без стекол.

      Патроны.

      Мусор.

      Этот вокзал.

      Этот перрон.

      Без людей.

      Занос.

      В дальней усадьбе

      Уралец ли белоусый,

      С пикою, гонит

      Помещиков

      На мороз?

      Впрочем, ни семафора!

      И вовсе не скрип кибиток:

      Медленное колесо,

      Бибиков по пятам,

      Вьюга проходит трубы,

      Вьюга свистит в забытых

      Зданиях снежной станции,

      Лезет к колоколам.

      Стрелочник ли?

      Грабитель?

      В замети за вокзалом —

      Бледное пятнышко света.

      Ночь.

      Человек.

      Фонарь.

      Вот он возник, тревожный.

      Вот он бредет по шпалам,

      Весь в башлыке, в тулупе,

      Сквозь снеговую гарь.

      Вьюга шипит и лепит.

      Мир набухает бредом:

      Гречневой кашей,

      Полатями,

      Песенками