Знак земли. Собрание стихотворений. Николай Тарусский

зеркальный металл небес.

      Владычеством смерти и торжеством

      Бесплодной земли восстав,

      Здесь степь против разума, и кругом

      Ее сумасшедший нрав.

      Она отрицает себя и нас,

      Верблюдов, киргизов, мир,

      Когда добела раскаленный глаз

      Ее превратил в пустырь.

      И можно поверить, – когда б не так

      Я крепко дружил с землей, —

      Что мир опустел, нищ, угрюм и наг

      Перед этой слепой бедой.

      Но жаркий железный вагонный стук,

      Но рельсы сквозь этот ад…

      И вот над пустыней, как верный друг,

      Свисток разорвал закат.

      По древней верблюжьей тоске твоей,

      Преступница прав земных,

      Прошел колесом, обвился, как змей,

      Стянул в литые ремни.

      И в этом отмщенье испей до дна:

      Пшеница, вода, арык;

      И будет другая весна дана,

      Чтоб к новой киргиз привык.

      Что смерть? Что безумство? Иная крепь

      Осилит твой дикий нрав.

      Так будь человеку покорной, степь,

      Всей силой земли и трав!

      12 июля 1930

      Ст. Арысь

      III

      Я плыву вверх по Вас-Югану «На горьком цвету черемух, под кедровый звон…»)

      Н. Дулебову

      На горьком цвету черемух, под кедровый звон,

      Веселый май, как хозяйка, затворил

      Сибирскую пьяную воду весенних рек

      И книзу, на север, отчалил на обласке.

      Зальется ль из черных окон медных чащ

      Певучим теплом? А уж как высока вода!

      Уж как высока зеленоватая цвель,

      Крутящая гиацинты и огоньки!

      Здесь красный песок, там стропила до облаков, —

      Им тяжкие тучи, им небо легко держать!

      А кедровый строй для меня, как радушный дом,

      Изба, нарубленная из смоляных стволов.

      Да, лед прошел; отыграла щука.

      Я сел в обласок, я взмахнул веслом и плыву;

      И в летний пар зарывается обласок,

      И тихий смородиновый Вас-Юган,

      Весь в кольцах, обсасывает борта.

      Считаю ли кедры, а с балок, из-за кустов,

      С пугливых опушек, с прудов и болотных рам —

      То запах ночной красавицы, то звезда,

      Бегущая паучком по сапогу.

      Березовый обласок налегке

      Ныряет в летний пар, как осетр.

      Горбатое солнце. Малиновый день.

      Июнь жужжит и вьется над головой.

      Июнь жужжит, как оранжевый шмель.

      А солнце сядет, – с накатов тайги

      Черным маслом, пятнами по воде,

      Глубокая расплывается ночь.

      Вот-вот всё погаснет. В рогатых макушках, в их

      Хвостатых перьях, в вороньей черноте —

      Последние сполохи птичьего дня.

      Я знаю. Займется сердце. Из омутов —

      Из-под кустов, из размывов и водных ям

      Сплываются щуки, и звонкая плескотня

      Колеблет июньскую сетку белых звезд.

      И щукою обласок между щук

      Стоит у калины. Не ветер ли? Или стон

      Всхрапнувшего кедра?