Знак земли. Собрание стихотворений. Николай Тарусский

идем! Совсем не за горами,

      А за окном высокая Москва.

      Вставай, идем!»

      И, разрывая в клочья

      Тетрадь,

      встаю…

      Апрель – июль 1934

      II

      Про себя («Помолодеть бы на десяток лет!»)

      Помолодеть бы на десяток лет!

      Пускай бы в зеркале заулыбалось

      Лицо, в котором ни морщинки нет,

      Глаза, которым не страшна усталость.

      А впрочем, не грусти, читатель мой!

      Что проку в отрочестве желторотом?

      Еще покуда хитрой сединой

      Не тронут я. И никаким заботам

      Не поддаюсь. Вперед, вперед, вперед

      Шагаю я, упрямый и лобастый:

      Вот только сердце иногда сдает,

      Но, кажется, пустое. И не часто.

      А отрочество – это пустяки:

      Чему научат маменькины юбки?

      Что слышали уездные сынки,

      Запрятавшись галчатами в скорлупки?

      Смешно, когда двадцатилетний бас

      Вдруг вспоминает про петуший дискант,

      Которым он певал в апрельский час,

      Когда был свеж, как первая редиска!

      Понятно, жалко, что уже не так

      Поглядывают на тебя девчонки.

      А всё же, поэтический простак,

      И ты бы не хотел назад в пеленки?

      Морщины? Ну и что ж, – рубцы бойца.

      Глаза мутнеют? – Многое видали.

      Я научился ремеслу ловца,

      Стерлядки в вентеря мои попали.

      И пусть мой голос с легкой хрипотцой —

      Недаром дул крапивный жгучий ветер —

      С охотничьей сибирской хитрецой

      Я разыщу места,

      Поставлю сети…

      Теперь – Москва. На третьем этаже

      Живу, дышу, работаю, потею.

      И, что ни год, острее и свежей

      Люблю ту жизнь, которую имею.

      Ее горчинка мне по вкусу: в ней —

      Следы охотничьего непокоя:

      Опять-опять бредем среди степей,

      То рубим гати, то следим зверей,

      То боремся с драчливою рекою.

      И то-то хорошо, что башмаки

      Дорожные, в которых я когда-то

      Шел на Чонгар, всё так же мне с руки,

      Нужны всё так же, хоть они в заплатах!

      Ровесники! Я с вами! Вот ружье!

      Косматый ветер в перьях сизо-серых

      В воронках кружит сосны, воронье

      И светлячков в оконце старовера.

      И черными спиралями тропа

      Бросается сквозь наледи в сугробах.

      И бьет, и бьет январская крупа

      По кочкам и пенькам широколобым.

      А за кустом горбатый старовер

      Хозяйственно хлопочет над обрезом.

      И вдруг – гремит. А сосны скачут вверх,

      Врываясь в небо. Тяжелей железа

      Лечу на хворост. Лапчатой звездой

      Резнет глаза. И мир погаснет разом.

      Лишь перья ветра. Вьюга. Волчий вой.

      Но тут мы распрощаемся с рассказом

      И в зеркало дешевое опять

      Посмотримся. Лысеем? Ну и что же!

      Мы знали жизнь, как многим не знавать.

      И мужественно будем умирать,

      Помыслив с твердостью: я славно прожил!

      1934