Полигон. Юрий Григ

легким испугом. Окатили дурака с ног до головы – пусть молится богу, что не переехали. Все бы ничего – подумаешь, козла какого-то забрызгали – да вот только мелькнувшее в свете фар лицо, да и весь облик его показались Воробьеву страшно знакомыми. Но сколько он ни напрягал память, вспомнить так и не смог. В итоге осталось неприятное чувство и кислый, сводящий скулы, привкус во рту.

      Потом попали в пробку, скопившуюся у съезда к мосту через реку. Ползли минут пятнадцать, с трудом перетащились на южный берег. Там догнала машина сопровождения.

      На полпути, когда до цели оставалось четверть часа, снаружи раздался хлопок, и автомобиль «поплыл».

      – Колесо, кажется, – испуганно сказал водитель. – Надо проверить…

      – Что, такое бывает? – спросил с раздражением Воробьев.

      – Редко, но случается…

      Водитель словно оправдывался одновременно и за зловредный гвоздь или болт – мать их!), – и за незадачливое колесо, которое – учитывая класс автомобиля – просто не имело права так себя вести. Но оказалось почти невероятное – совершенно новая покрышка лопнула, разве что на куски не разлетелась.

      Пока водитель вместе с охраной возился с колесом, Воробьев пытался собрать воедино расползающиеся лоскутья мыслей, но сосредоточиться ни на одной так и не удалось.

      Он рассеянно смотрел на дорогу, как вдруг на лобовое стекло невесть откуда свалилась – прямо-таки камнем упала с неба крупная черная птица.

      От неожиданности он вздрогнул. Птица же, оказавшаяся огромной черной вороной, оскользаясь и неуклюже скребя крючьями когтей по стеклянной поверхности, в конце концов нащупала опору – поводок дворника, – зацепилась и замерла. К Воробьеву она обратила свой семитский профиль, и он успел подумать, что ему еще никогда не приходилось воочию созерцать такой крупной вороны. Разве что по телевизору.

      Тем временем птица обратила свой взор на Воробьева.

      Ему стало неуютно. У него возникло чувство, что ее напоминающий отверстие ствола глаз гипнотизирует, затягивает в свою бездну. Он попробовал сопротивляться, но какая-то сила, презирая жалкие попытки неподчинения, притягивала его взгляд.

      Различить в черноте зрачка пернатого он так ничего и не успел – парни закончили возню с колесом; ворона, почуяв движение, слегка помедлила, разинула исполинский клюв и изрыгнула из глотки леденящий душу: «Каррр!..». Расправила крылья и исчезла.

      Воробьев так и не понял – была ли птица на самом деле? Но он почувствовал холод – всеобъемлющий, овладевший всеми клетками тела, как будто все тепло организма мгновенно вытекло, всосалось, как в воронку, в бездонную пропасть, разверзшуюся в немигающем антрацитовом глазу.

      Стряхнуть оцепенение удалось, когда снова мчались к аэропорту. Потом опять ползли в пробке из-за какой-то аварии на трассе. Город как будто не хотел отпускать – цеплялся невидимыми щупальцами. Они растягивались, замедляя движение, но будучи не в состоянии совладать с мощным мотором автомобиля