Орден. Михаил Каменев

Допивай свой ром и можешь быть свободен, – небрежно бросил Каил и махнул ладонью.

      Финор поторопился уйти, стараясь ни минуты не задерживаться в покоях работодателя.

      ***

      Тяжелеющая голова благополучно облокотилась на десницу. Бодрость потихоньку угасала, потрескивающий камин разморил. А гобелены коричневых оттенков создавали атмосферу уюта и тепла. В зимних краях подобное бывает очень нужно.

      Но богатое убранство давно вошло в привычку, воспринималось как должное, как предмет гордости. И хоть красное дерево архипелага Золотых приливов уже не отдавало специфическим запахом, а серебряные подсвечники потускнели, их ценность от этого не уменьшилась.

      Ярред понимал это не хуже остальных. Он погладил витые ручки сандалового кресла и оглядел портреты членов семейства.

      Внимание привлек холст с миловидным личиком дочурки. Та как раз вошла во взрослый возраст, шестнадцать лет. Краски струились еще бурно и живо – не успели высохнуть. Волнистые волосы аккуратно убраны назад, тонкие губы поджаты, а лицо не в меру серьезно. Серенькая радужка, как и у Ярреда, отдавала мраком осеннего неба, но в отличие от отцовской, улыбалась и светилась радостью.

      «Молодость на всех так действует, – заключил аристократ. – Пройдет…»

      Вельможа обратился в край, к первому портрету предка.

      «Прадед…»

      Холст выцвел с незапамятных времен, краска облупилась, но суровые черты не утаить. Первый представитель династии, герой Войны Великого Освобождения – лично Люциам даровал ему, титул князя, должность губернатора Сарморы и имя – Руфид Каил. Северянин по происхождению, обладатель фамилии имперского наречия… Так и повелось в династии Каилов: имена по-северному грубы, а фамилии эстетичны и изысканны на манер центральных королевств.

      Взор двинулся дальше, к иллюстрациям.

      Картины изобиловали разнообразностью: летние пейзажи, осенние кроны деревьев, охота на лесного лося. Или рисунки эрибов с их острыми щипами и жвалами, что нагоняют страху похлеще ночных кошмаров. А вот холсты с утонченными и грациозными Аал’мари напротив, умиротворяют и ласкают взор…

      Любопытство сконцентрировалось на изображении праздничного пира. Десять знатных гостей сидят вокруг продолговатого стола, на краю монарх с супругой. Тринадцатый же, заложив руки за спину, расхаживает по высокой зале в черном балахоне и подозрительно улыбается. Глядит на зрителя из потустороннего мира. А бельма пронизывают до глубины души, как если бы они предстали реальными.

      По коже прошелся бодрящий холодок.

      – Не Финор ли позировал? – прорвалось у Ярреда.

      Губернатор пялился – просто смотрел на идеально ровный, насыщенный слой краски. Либо время не трогает полотно, либо…

      В углу картины загорелся символ, крутящийся вокруг оси:

      В коридоре загромыхало. Ярред мимолетно осекся. На чуть-чуть: вернувшись к картине, он никакого знака не обнаружил – слой краски больше не бурлил, а таинственный гость исчез не менее таинственным