Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Материалы архива Л. Леончини. Том 2. Анатолий Гейнцельман

грязь вселенной, весь позор деяний темных

      Не захлестнут лазурь и не повергнут вниз

      Ушедшего туда в мерцаньи Божьих риз!

      19 февраля

      Феодосия

      Облаками крылящий

      I

      Себе я дважды, трижды первый,

      Себе я Альфа и Омега,

      Хотя мои больные нервы

      Готова черная телега

      Везти на краюшек могилы,

      Где смерти ящик шутовской,

      Встряхнув расползшиеся жилы,

      Опустят в яму на покой!

      Пустое! Уж не раз на донце

      Я опускался почему-то,

      И почему-то краше солнце

      Опять всходило чрез минуту,

      И почему-то я всё то же

      Безумие благовещу,

      И, сызнова на то похоже,

      Я крылья в вечность опущу

      Из подземельной колыбели

      И двинусь обновленным в путь,

      И бирюзовые свирели,

      Которых жизненная муть,

      Которых скорбь еще ни разу

      В веках коснуться не могла,

      Опять священному экстазу

      Отпустят смело удила,

      И светлозарнейшая песнь

      Сожжет действительности плесень,

      И я немеркнущую душу

      Волнам безбережным отдам

      И плача ритмом не нарушу

      Голубокрылый Божий храм!

      Надежд ожившие гирлянды

      Обветрившиеся аканты

      Полуразрушенных аркад

      В том храме Божьем озарят,

      И небожителей великих

      Я узрю пламенные лики,

      Те лики, что, когда я замер

      В агонии, мне бледный мрамор

      В предсмертья блекнущих рельефах

      Повыявлял в лазурных нефах:

      Лик Мамы Вечности нетленной,

      Лик Божества несовершенный,

      Творца вертящихся стихий

      И темно-синих литургий!

      Ах, нет, я не конечный прах,

      Меня не жалует гробница;

      Забрызжет в зреющих веках

      Опять немеркнущая птица

      Необычайности моей,

      Вселенной серый соловей!

      Да и теперь еще не мертвый

      Влачится по снегу и по льду,

      Еще фантазии когорты

      Подвластны нищему кобольду,

      Еще из гроздий наслажденья

      Я муку творческую пью,

      Еще великое творенье

      Из небылицы создаю.

      II

      В иллюзий замок я намерен

      Уйти до страшного суда

      И увести в лазурный терем

      Мое печальное дитя!

      Не бойся, замок мой не тесен,

      Он был всегда отчизной песен,

      И теремок его не страшен

      Среди кольца лазурных башен.

      Не знает золоченых рамок

      Мечты волшебный этот замок,

      Не знает рабского ярма,

      Хотя и он моя тюрьма!

      Подъемли взор: дом необъятный

      Лазури тысячепалатный

      Ты видишь там, – то терем твой!

      То нам завещанный покой!

      Там вечный, чистый и пригожий

      На маем постланное ложе

      Придет к избраннице жених.

      И псалмопевца райский стих

      Дитя земли обворожит,

      Что