Чёртов чемодан. Екатерина Яшина

заглянула, вся бледная, будто призрак узрела. А она и узрела. Стоит, трясётся, руки с ногами ватными сделались, только мычит и на прабабкину фотографию черно-белую пальцем тычет.

      – В дверях не стой, дура, примета плохая. Переступи через порог!

      Соседка переступила, еле стопами передвигает. Ведьма ей на ухо что-то шепнула, над темечком камнем блестящим потрясла, через плечо плюнула и громко в ладоши хлопнула разок.

      – Рассказывай, – говорит.

      – С каких начинать?

      – Сначала начинай, не ошибёшься.

      Соседка по сторонам посмотрела, чтоб никто не подслушивал, ноги о половик вытерла, входную на цепочку закрыла.

      – Борщ…

      – Красный или зелёный?

      – А разница?

      – Огромная, – фыркнула на соседку ведьма.

      – Красный!

      – Так и знала!

      – Ой! Горе мне, горе!

      – Обожди причитать, до конца давай.

      – Варила я борщ.

      – Так.

      – Краем глаза смотрю, в спальню кто-то юрк.

      – Так.

      – А дома никого! Колька на вахте, Санёк в школе.

      – Та-а-ак, – протянула ведьма и в шкатулку полезла.

      – Что это там у тебя? – вздрогнула соседка.

      – Ты рассказывай, рассказывай, я ж тебя внимательно.

      – Ага, – кивнула соседка, – одна значит. Думала, кошка со второго в окно заскочила, я проветривала.

      – И?

      – Чего и?

      – Дальше чего, говорю?

      – А, дальше. Я в спальню, там ни души. Ни кошки, ни мышки. Померещилось, кажись. И тут потемнело.

      – Как потемнело?

      – Так давеча дождь по погоде передавали.

      – Точно, прошёл.

      – Прошёл. Я про дождь вспомнила тогда, за зонтом в кладовку пошла.

      – А зачем тебе в хате зонт?

      – Так сметана кончилась, а Санёк, засранец, борщ без сметаны не ест.

      – Ага. Ну-ну.

      – Я за зонтом, в угловой чтоб сбегать, пока гром не грянул. Фартук сняла, на крючок у кухни повесила, кладовку открываю, без задней мысли. А там, – соседка снова бледная сделалась.

      – Чего?

      – Бабка!

      – Как бабка?

      Соседка вся мурашками покрылась, сидит, руки трет, молитвы вспоминает.

      – Глазища чёрные, как при жизни, нос картошкой, вздернутый, а сама белая, точь туман!

      – Ну прям туман? – удивилась ведьма.

      – Он самый. И тихо так говорит, рта не открывая.

      – Совсем не открывая? – придвинулась ведьма поближе и беломоринку в зубах зажала.

      – Совсем. Смотрит еще так жутко. А я как под гипнозом. Ни вздохнуть. А бабка шепчет: «Тараканы»!

      – А потом?

      – А потом испарилась, как Колькина зарплата к середине месяца.

      Ведьма резко встала, беломорину выплюнула и амулет серебряный на шею повесила, на ленте атласной.

      – Всё ясно! Проклятье!

      – Мать честная, – соседке плохо сделалось, – помру теперь! На кого ж я сына оставлю-ю-ю!

      – Да ты тут при чем, дура! Рыдать еще вздумала!

      Соседка