Солнце больше солнца. Игорь Алексеевич Гергенрёдер

влиятельный старик. Подбросил вопрос:

      – Банда у Шуряя большая? – глаза при этом стали хитрыми, будто он знал численность банды и проверял рассказчика.

      Тот проговорил осторожно:

      – Они открыто ведь не ездят. Днём кто-то для них высмотрит двор, они ночью приедут вшестером ли, всемером и уведут последнюю скотину.

      Сотрудник милиции, замкнуто-значительный, ничего на это не сказал, в то время как Пастухов втайне изумлялся: «Сколько же ему лет? Не более, как двадцать, а какой стал матёрый ворон».

      Паренёк принёс в кошёлке полгоршка постных щей, несколько варёных картофелин, ломоть хлеба. Маркел молча приступил к еде, и председатель окончательно утвердился: «Истый ворон! Сел и клюёт как извеку своё, и никакой тебе любезности».

      В кухне было две двери: одна открывалась в сени, другая вела в прихожую – обширное помещение с ходами в две комнаты и в столовую, которую чаще называли горницей.

      Пастухов перед тем, как уйти, сказал:

      – Я всегда ухожу через прихожую и там на двери из сеней замок повешу. А на вот эту дверь в сени замка нет, приколотили, видите, крючок, да плохо. Дверь потянуть, и в щель можно нож просунуть, крючок снять. Илья Обреев так сюда и проникает ночевать.

      Тут выдержка подвела человека из милиции, у него вырвалось:

      – Обреев?

      Пастухов, довольный, что на сей раз Маркел удивлён, охотно заговорил:

      – Он тут с вами жил, и куда ж ему деться? От военной службы в бегах, проживает то у нас в селе, то поблизости. У него в руках, вы-то знаете, любое дело спорится. Он за всякую работу берётся за кусок хлеба. Мужик мирный. И как я дверь на крючок закрою и другим ходом выйду в сени, а их запереть нечем, он через них сюда.

      Неделяев вскочил из-за стола, резко повернулся к Пастухову:

      – Он и сегодня придёт?

      Авдей Степанович произнёс рассудительно:

      – Чай, зима на дворе, а тут печь всегда истоплена, и ему тут привычное жильё, другого не было. Сторожем против него нам некого ставить, оружия нет.

      Маркел стал опять невозмутимо-молчалив, председатель сельсовета попрощался с ним до утра и ушёл.

      6

      В тёплой кухне Неделяев снял китель и разулся, перед этим положив наган на табурет у лавки. В окно были видны мерцающие звёзды. Он задул свечу, лёг на постланную на лавку шинель, стал подрёмывать. Прошло не более получаса, как в сенях скрипнула дверь, затем кто-то снаружи потянул на себя дверь кухни, слегка звякнул поддетый снизу сброшенный крючок. Вошедшая фигура в темноте уверенно направилась к столу: пришелец не ожидал кого-то здесь застать.

      Маркел, схватив наган, сел на лавке, выкрикнул:

      – Стой! Стрелять буду!

      Фигура замерла, раздался растерянный, дрогнувший в сомнении голос:

      – Кажись, знаю тебя…

      – Возьми на столе спички, зажги свечу! – приказал Неделяев.

      Пришедший исполнил, что было велено, вытянул руку с горящей свечой – свет упал на лицо Маркела, на револьвер:

      – Правда,