Истории мертвой земли. Евгений Игоревич Долматович

ведь это она не позволила мне свихнуться, восполнила пробелы в моем знании семьи, любви и счастья и подарила мне всю себя. И это именно она сотворила из меня того, кем я теперь являюсь: писателя, во имя искусства рискнувшего выйти за границы дозволенного…

      Она помогла мне отыскать заветное решение.

      – Я люблю тебя, дорогая.

      – Так зачем вы убили жену, Мурат? – вновь спрашивает врач.

      ***

      Один день назад:

      – Где ты была?

      Будучи по природе своей человеком довольно миролюбивым и крайне спокойным, я понятия не имел, что на меня нашло. Так или иначе, но я был в ярости и, расхаживая по комнате взад-вперед, злобно косился на свою явно нетрезвую жену.

      – Тебе-то какая разница? – хмыкнула она, лукаво улыбаясь собственным мыслям. – Развлекалась.

      Ее нахальный тон распалил меня еще больше.

      – И с кем же ты развлекалась?

      – Слушай, любовь моя, я, конечно, все понимаю, мы с тобой муж и жена, все такое, но… Знаешь, я не обязана отчитываться за каждый свой шаг! – Она с вызовом глянула на меня. – Или, может, я не права?

      – Нет, черт возьми! – закричал я. – Не права!

      – Тише, тише. – Она явно была удивлена, даже слегка тронута такой моей реакцией. Но повода для тревоги по-прежнему не обнаруживала.

      – Что значит – тише? Ты с кем-то развлекалась всю ночь, а я теперь должен заткнуться, так, что ли?!

      Как бы я ни пытался взять себя в руки, у меня ничего не получалось. Столь несвойственное жене поведение полностью ломало сформированный у меня в голове образ. Являйся она литературным персонажем, я бы никак не сумел объяснить, а тем более оправдать подобных резких перемен. В чужом тексте я назвал бы такое халтурой, в своем – жалким ремесленничеством, требующим тщательной переработки всей психологии персонажа и его влияния на сюжет. Но что делать с реальностью? Еще больше меня смущала моя собственная реакция на происходящее. На самом деле я всегда считал ревность той еще дуростью – производной от эгоизма и неуверенности в себе. Безусловно, в литературе ревность была только на руку: она добавляла драматизма, открывала дополнительные возможности, была близка и понятна рядовому читателю. В жизни, напротив, я с сожалением смотрел на те пары, что непрестанно цеплялись друг к дружке, зачастую прилюдно выясняя отношения. И вот теперь, разменяв третий десяток, я внезапно обнаружил в себе пламя этого отвратительного чувства.

      – Ну да, ты прав, – вздохнула она, – я была с мужчиной. Что с того?

      Опешив от подобной наглости, я растеряно скользнул по ней взглядом и тут же впился глазами в успевший пожелтеть засос у нее на шее. Только теперь понял, что, судя по всему, жена не единожды встречалась с тем мужчиной. Если, конечно, речь шла об одном мужчине…

      Подобные мысли звенящей острой болью пропороли мой воспаленный разум, заставив на мгновение умолкнуть рвущиеся наружу идеи.

      – И ты так спокойно об этом говоришь? – Мне пришлось взять себя в руки, дабы вновь не сорваться на крик. Я понимал, что чаще всего люди