Ждать ли добрых вестей?. Кейт Аткинсон

сестру за руку и сказала:

      – Быстрей, – резко, по-взрослому.

      Джоанна вспомнила, как мать швырнула в отца бело-синий полосатый кувшин.

      Человек шел теперь туда же, куда они, рядом с матерью. Мать шагала очень быстро и твердила им:

      – Скорее, скорее же, не отставайте. – Она словно задыхалась.

      Потом пес кинулся человеку наперерез, залаял, запрыгал, словно пытался преградить ему дорогу. И внезапно человек пнул пса, и тот взлетел и приземлился где-то в пшенице. Им не было видно, но они слышали ужасный скулеж. Джессика встала перед человеком и что-то закричала, тыча пальцем, ловя ртом воздух, как будто не могла дышать, а потом помчалась в поле за собакой.

      Дело было плохо. Спору нет.

      Джоанна всматривалась в пшеницу, пытаясь разглядеть, куда подевались Джессика и собака, и не сразу заметила, что мать дерется с этим человеком, бьет его кулаками. Но у человека был нож, человек все время его поднимал, и нож вспыхивал серебром под жарким солнцем. Мать закричала. Все лицо в крови, и руки, и сильные ноги, и клубничное платье. И тут Джоанна сообразила, что мать кричит не на человека, мать кричит на нее.

      Мать зарезали тут же – большой серебряный нож вонзился ей в сердце, точно мясницкий тесак в коровью тушу. Матери было тридцать шесть лет.

      Видимо, этот человек и Джессику успел пырнуть, потому что за ней тянулся кровавый след, тропка, что привела их к ней, но не сразу, потому что сначала пшеничное поле укрыло ее золотым одеялом. Она лежала, обняв тело пса, их кровь перемешалась и утекла в сухую землю, питая зерно, – жертвоприношение урожаю. Джозеф умер на месте, пристегнутый к коляске. Джоанне хотелось думать, что он так и не проснулся, но она не знала наверняка.

      А Джоанна… Мать закричала на нее, и Джоанна послушалась.

      – Беги, Джоанна, беги! – закричала мать, и Джоанна побежала в поле и заблудилась в пшенице.

      Потом, когда уже стемнело, ее нашли другие собаки. Незнакомый человек взял ее на руки и унес.

      – Ни царапинки, – услышала она; над головой в холодном черном небе ослепительно сияли луна и звезды.

      Надо было, конечно, схватить Джозефа, выдернуть его из коляски или побежать с коляской (Джессика бы так и поступила). И не важно, что Джоанне было всего шесть лет, что с коляской она бы недалеко убежала, что тот человек поймал бы ее за три секунды, – не в этом дело. Лучше попытаться спасти малыша и погибнуть, чем не попытаться и выжить. Лучше умереть вместе с Джессикой и матерью, чем остаться без них. Но она об этом не подумала – она просто сделала, что велели.

      – Беги, Джоанна, беги! – велела мать; и Джоанна побежала.

      Странно: теперь, тридцать лет спустя, больше всего ее бесило, что она забыла, как звали собаку. А спросить уже некого.

      II

      Сегодня

      Плоть и кровь

      Лужок тянулся по всей деревне, и его рассекала узкая дорога. На лужок смотрела начальная школа. Лужок был не квадратный, как он воображал, и пруда с утками там тоже не нашлось. Одно, казалось бы, графство – надо бы знать окрестности, но нет,