Рейнеке-лис. Иоганн Вольфганг фон Гёте

особенно, лучше, чем все) и Ютта-кухарка,

      Прялку свою волоча, за которой весь день просидела, —

      Тоже бежала намылить медведю несчастному шкуру.

      Браун, в несносных мучениях, переполох тот услышал.

      Голову сильно рванул он – и вырвал, но по уши морду

      Всю ободрал и оставил и шерсть и кожу в колоде.

      Нет! Никто не видал столь жалкого зверя! Хлестала

      Кровь по ушам. Что проку, если он вытащил морду?

      Лапы-то все же в колоде зажаты! И тут он рванул их

      Резким рывком – и хоть вырвал, но окончательно спятил:

      Когти и шкуру с обеих лап он оставил в чурбане.

      Ах, это вовсе не пахло медом любимым, которым

      Лис обнадежил его! Путешествие кончилось плохо!

      Сколько же выпало горя ему и страданий! Вся морда

      Залита кровью, и лапы в крови; стоять он не может,

      Ползать не может, бежать – и подавно,

      А плотник – все ближе.

      С плотником вместе и вся толпа на него нападает:

      Всех обуяло желанье убить его! Даже священник

      Длинную жердь захватил и Брауна издали лупит.

      Вертится бедный туда и сюда, а толпа напирает:

      Те наступают с дрекольем, эти идут с топорами;

      Тут с кувалдой, с клещами кузнец, там – держат лопаты,

      Заступы. Все его били, кричали, горланили, били

      Так, что от страха и мук он в собственном кале катался.

      Все на него навалились, никто отставать не желает:

      Шлеппе тут был колченогий и толстоносый был Людольф —

      Самые злющие парни, Герольд в скрюченных пальцах

      Держит цеп деревянный – так и молотит! А рядом —

      Зять его, Кюкельрей толстый. Как эти двое лупили!

      Абель Квак с фрау Юттой-кухаркой трудились не меньше.

      Тальке, жена Лорде Квака, лоханкой хватила беднягу.

      Да и не только они: сюда поголовно сбежались

      Все и мужчины и бабы, все жаждали смерти медведя.

      Кюкельрей всеми командовал, знатностью чванясь, – еще бы!

      Фрау Виллигетруда с задворков ему приходилась

      Матерью. Это – известно. Отец неизвестным остался.

      Впрочем, был разговор, – мол, чернявый косарь этот Зандер,

      Малый очень бедовый (во сне) – вот он-то, пожалуй,

      (Так говорили) отец, мол, и есть этот самый… А камни

      Градом летели в несчастного Брауна. Ах, эти камни!

      Плотника брат подскочил, увесистой длинной дубиной

      Так тут медведя по черепу трахнул, – он света невзвидел,

      Но от чудовищной боли стал на дыбы он – и сразу

      Ринулся прямо на баб, а те как шарахнутся с визгом,

      Падают, топчут друг друга, иные бултыхнулись в воду.

      Место же было глубоким… Патер кричит, надрываясь:

      «Люди! Смотрите! Плывет фрау Ютта, кухарка, в салопе!

      Вот и прялка ее! Мужчины, спасайте! Поставлю

      Пива две бочки в награду, грехи отпустить обещаю!..»

      На издыханье покинув медведя, все бросились в воду —

      Женщин спасать и всех пятерых извлекли, слава богу!

      Так. А покуда крестьяне