Стая. Борис Алексеев

безумства, он вскочил на ноги и размашисто обернулся в сторону заснеженного края утёса (так старая испанская танцовщица вспенивает перед зрителем своё гибельное фламенко). Издав страшный нутряной вой «А-а-а!», Гарри сгрёб застывшую Свету и…

      Агатий долго не мог подняться. За одну страшную минуту он превратился в совершенно бесчувственный комок вымороженной плоти. С трудом разжав руки, Ага отслонился от камня и, упираясь ладонями в снег, подполз к краю утёса. Увидев распластанные на льду тела любимых товарищей, он потерял сознание.

      Когда Агатий пришёл в себя, солнце садилось за верхушки растущих по склону сосен. Не чувствуя собственного тела и работая руками, как робот механическими манипуляторами, он сполз с утёса и, не оборачиваясь, побрёл на большак по протоптанной в лесу дорожке. Первый же проезжавший водила заметил его (правда, принял сначала за торчащее из снега сломанное дерево), втащил в кабину и привёз в Минусинск. Он завёл парня в теплушку автостанции и вышел позвонить 03. Через минуту он вернулся, но Агатия в теплушке не оказалось.

      Не понимая, где он и что с ним происходит, Агатий, машинально выбрался на улицу и, потеряв на переход последние силы, прислонился к колесу какой-то машины. В этот миг сознание вновь оставило его и, чиркнув щекой о подмёрзший протектор, Агатий повалился на дорогу.

      Машина, которую определил Господь для продолжения нашей истории, оказалась (как читатель уже догадался) старым монастырским УАЗиком.

      – Так я попал в монастырь. Остальное, отче, вы знаете…

      Агатий выдохнул и замолчал. Его пальцы нервно подрагивали и беспрестанно теребили вязаную скуфейку. Его острые худые плечи то неправдоподобно поднимались вверх, то опускались чуть ли недо пояса вниз, будто не имели анатомических опор, и казалось, вот-вот оторвутся от тела.

      – Бедный ты мой сынок! – нараспев проговорил старец. – Вижу, как трудно тебе, как гадко внутри, вижу…

      Опираясь на спинку кровати, Савва поднялся и обнял келейника.

      – Попробуй успокоиться. Не всё худшее ты успел совершить. Да, ты предал клятву. Но теперь знаешь заповедь «Не клянитесь». Ты предал самых дорогих тебе людей. Но это упасло тебя от худшего зла, теперь ты знаешь и это. Святая церковь самоубийц даже не отпевает, до того они противны Богу. Ты обвиняешь себя в трусости, но выходит, ты обвиняешь своего ангела-хранителя, который спас тебе жизнь. А ведь твой небесный хранитель тебе дан самим Богом. Значит, ты обвиняешь… Бога? Согласись, тут есть о чём подумать.

      Старец гладил ладошкой дрожащее плечо Агатия и нараспев (так спокойней) продолжал увещевать юношу.

      – Сейчас тебе тяжело. Твой разум и духовные очи застит горе и хула на самого себя. Но ведь судьбу тебе дал Бог, и Его подношение не следует отвергать! Быть может, твои житейские повороты не случайны, и за видимым ненастьем кроется то глубокое, в чём ты истинно нуждаешься. Не спеши винить Бога! Найди в себе силы принять на веру то, о чём ни