Письмо первому нашедшему. историк-краснодар

на циферблате написано «С Новым годом!», а внутрь полагается положить конфеты. Теперь моя жизнь измеряется числом шпал, зелёными и красными огоньками семафоров, синими и белыми – карликовых маневровых, жёлтыми огнями стрелочных переводов; бетонными полосами аэропортов, синим почтовым ящиком в подъезде, и другим, на стенке местного отделения; а также фанерными ящиками посылок и большими матерчатыми мешками багажа, за которым надо ходить на станцию. Ибо у нас – полустанок. Детская поликлиника – в селе через переезд, бывшей некогда станице. Санки. Походы к реке, и второй мост на ветке, правда, всего в один пролёт. Старый мост, с прямоугольной фермой. Двойные «мухи», которые здесь работают и пассажирскими, и грузовыми. И только самые тяжёлые поезда водят «тройники». Тёмно-зелёные, и довольно редкие фиолетовые. С гудением проходят мост, сбрасывая скорость, а потом добавляют мощности, выдавая в небо столбы чёрного дыма. Из нашей квартиры, поскольку дом крайний, виден другой участок железной дороги – в сторону станции. Слышно гул дизелей, перестук колёс, видно треугольник буферных фонарей и головного прожектора. Но это ночью. Днём поезда выползают из-за деревьев лесополосы, или наоборот, скрываются в ней. Можно разглядеть и семафоры. Окно заходящего солнца, украшенное зелёными комнатными растениями, названий которых я не помню. Вертолёты заходят на посадку перпендикулярно железной дороге, а вдалеке, где чуть заметны невысокие сопки за Зеей, во время работы по полигону, видно гирлянды осветительных бомб, что медленно спускаются вниз, а потом гаснут. Гул винтов, трек пушек и пулемётов, глухие взрывы.

      Нет, гномик и сейчас дожидается меня дома, и никогда ему не дождаться. Просто время перелистнуло страницу. Из игрушки он стал немым свидетелем прошлого. Или напротив – говорящим. Всё та же улыбка, всё тот же фонарик в руках, всё та же лысина на лбу.

      Моё же окно развёрнуто во двор. И на закате я вижу, как сверкают горящие уголья в окнах дома напротив. Двор укрыт укатанным снегом. Высокие тополя, и – чудо! – две берёзы прямо у меня под окнами. Детская площадка с избушкой, внутри которой – практически общественная уборная. От карусели осталась одна колонка. Шины, вкопанные в землю, обозначают границы площадки. И где-то за пределами видимости – песочница. Есть и газгольдер, но он запитывает дом сбоку от нас. А наша плита обретает жизнь от баллона, что отец возит на станцию заправлять. Моё окно – окно восходящего солнца. И восход я люблю больше всего. И ночь, и закат – есть в них своя магия. Но глядя на них, всегда думаю о рассвете. За умиранием и смертью неизбежно следует воскресенье. Для этого нужно только проснуться пораньше.

      Здесь есть четыре военторговских магазина: продуктовый, овощной, промтоварный и «Военная книга». Последний базируется на первом этаже сталинской ещё двухэтажки. Остальные магазины – в отдельных домиках, как и почта. Письма. Сколько их мною написано? Кто считал… Телеграммы. Поздравительные телеграммы, вкленные в открытки. Вырезки из газет.

      Окна