Письмо первому нашедшему. историк-краснодар

и фальшивым стоп-сигналом. Но выглядит почти как космический корабль. Первое, что отвалилось – это багажник. Потом пришёл черёд заднего крыла. На велосипеде я пока держаться не умею. Где-то у бабушки есть детский, но с боковыми колёсами. На нём я и умею пока ездить.

      Утро. Врач просит не писать много, и не напрягаться. Удивляюсь – зачем?! Лишние пару дней? Будь они у меня – займу ровно тем же. Врач разводит руками. Он и сам особо ничего не хотел сказать. Письмо ещё не окончено, и не знаю, будет ли окончено, дорогие мои адресаты. Не обо всём напишу, кое о каких вещах вам знать не следует, а кое о чём и помалкивать, хотя кто же в состоянии вас остановить?? Я знаю. Не буду пугать. А мне и так давно не страшно. И даже не печально. В сердце остаются облака, небо, вьющаяся змеёй речка, что мне по пояс, песчаный пляж в излучине, обрыв на противоположном берегу, потом – коридор из деревьев, и изгиб в другую сторону. Купающийся летом народ, шашлыки. Запашок древесного дыма и жареного мяса. Машины и мотоциклы, забуксовавшие в глубокой грязи по дороге к реке. Пешие посмеиваются, равно и велосипедисты. Зимой – тоже шашлыки. Утоптанный скользкий снег. Наезженная по руслу дорога. Курящиеся майны с ключами, что не управит и самый сильный мороз. И плавно растекающиеся по льду лужи. Тающий по весне каток. Теперь здесь большая лужа. Снег становится грязным, ноздреватым, темнеет от влаги. На Новый Год в небо пускают сигнальные ракеты. Красные, зелёные, белые, жёлтые. Рвут взрывпакеты. На гражданке таких радостей нет. Там – почти один самопал. Библиотека на столе растёт. Пишу письма. Но приходящие читает обычно мать. Конверт. Клей. Индекс в рамках. Город, улица, дом, квартира. Обратный адрес. Область, район, станция.

      Весенние ветры поднимают пыль. В подвале дома у нас был свой чулан, пока подвал окончательно не затопило. Теперь там обитают только коты, шастающие по трубам у потолка. Учусь топить титан. В Северном море затонул «Комсомолец». Газетные описания пожара в машинном отделении. Труба у нас развалилась, и ветер, дующий с неудачного направления, выгоняет дым и огонь обратно в кухню. Устраиваю лёгкую панику. Впрочем, отец отправляется на чердак, и приваливает к лопнувшей бетонной плите железный лист – всё легче. Отец же активно использует керосин для растопки. Местное телевидение показывает агитационные ролики об опасности пожара. Взрыв печки, охваченный огнём дом, горящие люди, выскакивающие на улицу и катающиеся по земле. И я опять устраиваю авралы. Впрочем, и без керосина растопка идёт нормально. Ёлка после Нового Года исчезает в топке. Есть своя магия у огня. Надо только к ней привыкнуть. А местное телевидение продолжает назидать – вот пьяные утонули в Зее, и трупы в морге надо показать крупным планом. Особенно лица. Вот авария, битые в хлам машины. Ходим на развалины старой казармы. Соседняя заколочена – на консервации. Из станицы ездит небольшой мусоровоз ГАЗ, а гарнизонная мусорка – аккурат у нашего дома. И там приходиться регулярно бывать с мусорным ведром. Мусорка горит. Кто-то из соседских мальчишек