Стокгольмское дело. Йенс Лапидус

заметно кивали родителям.

      Родители Шамона не плакали, но глаза их были полны слез.

      Никола мелкими шаркающими шажками приближался к гробу.

      Рука на сердце. У головного конца Никола оказался лицом к лицу с отцом Шамона. Эмануель… он всегда угощал их пахлавой с грецкими орехами… Тогда они были совсем мальчишками, а теперь Шамон лежит в закрытом гробу.

      – Никола, – прошептал Эмануель и взял его за руку. Не сильно, но Николе показалось, что сейчас обрушится свод церкви. – Я знаю, ты сделал все, чтобы его спасти.

      Он отпустил руку и внезапно страшно закричал.

      Стоп-кадр: замершие люди и душераздирающий крик, многократно усиленный загадочной церковной акустикой.

      Николе показалось – вселенная замерла. Вселенная замерла, с ужасом вслушиваясь в этот отчаянный вопль пожилого, сильного мужчины. Перестали тикать часы, время остановилось, словно в его бесконечной сфере образовалась трещина, которую никогда не удастся заделать.

      Я здесь и останусь, мелькнула мысль. Я не сдвинусь с этого места.

      На поминальном кофе, который устроили тут же, в трапезной, к Николе подошел Юсуф. От него пахло ментоловой жвачкой. На шее – золотая цепь с крестом. Они обнялись.

      – Исак хочет с тобой поговорить. Попозже.

      – О чем?

      – Узнаешь.

      – А твоя цепь… это же Шамона? – Никола ткнул пальцем в крест.

      – Да… Подарил в госпитале, как раз перед твоим приходом. Сказал, носи.

      Через час собрались в задней комнате Steakhouse Bar. Исак сидел на стуле, словно ему трудно было встать под грузом свалившегося на него горя. Остальные прохаживались вокруг, как планеты вокруг солнца. Все в черных костюмах.

      Люди в черном. Десять человек? Двенадцать? Никола никак не мог сосчитать. Он первый раз в жизни видел Исака в костюме. Не в трениках, а в черном костюме, наверняка сшитом на заказ.

      Говорили тихо, словно торжественно-печальное настроение овладело ими навсегда. Один из шестерок Исака, Якуб, рассказал Николе, что именно он должен был его сменить. Исак поручил ехать в больницу охранять Шамона, но Якуб больше часа простоял в пробке.

      Никола не знал, что на это возразить. Позвонил бы, по крайней мере…

      Все ждали сигнала – что скажет Исак? Прикажет заткнуться и начнет говорить сам?

      Но Исак молчал. Юсуф переминался с ноги на ногу, Белло то и дело поглядывал на Мистера Первого. Наконец, сообразили: Исак ждет, пока они сами догадаются замолчать. Гомон стих за несколько секунд. Наступило молчание, слышно было только, как на кухне звенит посуда.

      – Сучьи дети, – сказал Исак негромко. – Отморозки.

      У какого-то парня запел мобильник. Он выхватил его, суетливо нажал на кнопку отбоя и отключил.

      – Мы не можем допустить, чтобы нас запугивала банда отморозков. Нас запугать нельзя. Они еще увидят, как пойдут по рукам их матери и сестры.

      Мертвая тишина. Похоже даже на кухне прекратили работу и вслушивались, что скажет Исак.

      – Я потрясен. Шамон был мне как младший