Стокгольмское дело. Йенс Лапидус

каждая запятая в их беседе.

      – А всерьез: как твоя фирма?

      – Справляюсь. Даже взяла на работу адвоката. Амбициозный и старательный, работает больше, чем я. Я ухожу, а он еще копается в делах.

      – У вас с ним что-то есть?

      – Кончай, Тедди, – она ловко подцепила палочками маленький ролл, но в рот не отправила.

      – А ты что поделываешь? – спросила она.

      Он отпил пива и позавидовал: ловко управляется с палочками. У него этот ролл точно шмякнулся бы на стол.

      – Помогаю Деяну. Старый друг, знаешь… всякие мелочи.

      – Ты о нем рассказывал. Разве это не тот, который…

      Тедди со стуком поставил бокал на стол.

      – Знаю, что ты хочешь сказать. Уже слышал от моего куратора в бюро по трудоустройству. Деян – уголовник, а значит…

      – Я не знаю, что хочу сказать, – перебила его Эмили.

      – Он много чего навытворял в жизни, – Тедди не мог остановиться. Его задело. – Как и я. И сейчас его стерильным не назовешь, если иметь в виду разные экономические трюки. Но я не считаю его вором. Открой любую газету: владельцы ИКЕА, другие лопающиеся от денег шведы вообще не платят налоги. Кто больше всех получает, тот меньше всех платит – разве не странно?

      Эмили молча подлила вина в стакан.

      – И вы таким помогаете… ты же работала в «Лейоне», разве не так?

      – Думаю, самое время попросить счет, – сухо сказала Эмили. – Если ты собираешься себя накручивать, у меня нет желания все это выслушивать.

      Тедди вовсе не хотел обидеть Эмили. У него просто опять появилось чувство: она уверена, что он ей не пара. Ей наверняка стыдно показать Тедди кому-то из своих приятелей.

      Они просидели еще два часа. Эмили выпила еще два бокала вина, а Тедди – три больших кружки пива. Конечно, зацепило, но голова ясная.

      – За руль ты сесть не можешь, – она встала и повесила сумку на локоть. – Поезжай на электричке.

      – В Альбю электрички не ходят. А такси – сама знаешь. Не по карману.

      Он вышел первым и придержал дверь. На улице заметно похолодало. Ее слегка качнуло.

      – А ты не поднимешься? На чашку чая, как в таких случаях говорят.

      Тедди представил себе спальню, приглушенный свет, запах ее тела…

      – Нет, – решительно сказал он. – Я в это не верю. Не верю, что у нас может что-то получиться. А еще точнее: ты не веришь.

      14

      Похороны: пришло больше тысячи. А может, и две, трудно сказать. Одно Никола знал твердо: ортодоксальная сирийская церковь Святого Афрема вмещает очень много народу, а у семьи Ханна было очень много родни и еще больше знакомых. Все проходы забиты, у стенок, у колонн – везде люди. Мужчины с одной стороны, женщины с другой. И еще столько же, если не больше, толпилось на улице.

      Впервые в жизни Никола был на похоронах, и впервые в жизни – в сирийской православной церкви. Он бывал с дедом в церкви Святого Саввы в Эншеде, но то была сербская церковь, и по сравнению с этой – крошечная, как кемпер.

      Хор. Курения. Мужчины в черных костюмах и галстуках, пожилые женщины в платках.

      Николу