Мир-за-кромкой. Евгения Мулева

обязана такой честью… – Зют. Язык не поворачивается. Для меня он не Царь. Мой царь умер. А этот самозванец, захватчик, убивец, урод права не имеет себя так называть. Кирийский князь, чёрный мечник – пожалуйста. Изменник – вот его истинное лицо, – Княже? – старинное слово вылилось змеиным шипеньем. Где князья из моих цветных сказок? В расшитых красных кафтанах, с мечом, разящим злобных чудищ; сильные, мудрые, пекущиеся о своём народе? Меч-то и у него имеется, хороший такой меч двуручный, огромный, подаривший мне пару шрамов на прощанье. Но одного клинка мало. Или я не права?

      ***

      На смертный бой идут с лёгким сердцем? Ха.Я лично полпути до поля «сечи» вспоминала, спрятала ли рисунки в рюкзак, или как всегда оставила валяться, где попало. Вот придёт враг, захватит столицу, а там моямазня. Стыдно, ребята. А ещё страшно, до липкого ужаса страшно, до дрожи и прерывистого дыхания. И эта обреченность, перемешанная со злобой…

      Ботинки стучали по мёрзлой земле, хлюпали в лужах, завязали в грязи. Мы шли последний раз огромным красивым строем. Показательная бойня. На что надеялись усатые генералы? На что рассчитывал Брумвальдский двор? На победу? Пожалуйста, скажите, что на победу. В тот хлипкий час, когда страна держалась на последней частичке царской воли, когда великий город стал единственным свободным островком, когда мы потеряли поддержку Высших, когда изменник поставил на колени практически всех и вся, нас вывели маршировать в сияющих латах. В то утро мы свято верили: нам выдался шанс спасти мир! Нужно только выстоять, выгнать врага из нашего дома. И мы сделаем это, сможем. Ведь мы цветные латники, царские гвардейцы, мы дети прильд, потомки богов, умные точно черти. И никто не вспомнил, никто не подумал о том, что мы так губительно молоды, столь плачевно не опытны, а на стороне некого Чёрного мечника громадная армия безжалостных вояк—дикарей.

      Я помню, как в зале разведчиков витали слухи об аудиенции Царя и Кирийского князя. Твердили, будто захватчик предложил владыке отступиться, сдать столицу, снять корону взамен на мир. Как мы тогда смеялись над этим «миром»! Как громко кричали, куда его стоит засунуть. Как обещали изничтожить князя и всё его полчище… Мне даже выпал шанс, настоящий! Но враг победил. Столица пала, а мы сбежали.

      На поле сечи, поле брани,

      Клинок кровавый занеся,

      Во вражьем, злобном, диком стане,

      Погибелью богам грозя,

      На равных с чернью и чертями,

      Размашистый чеканя шаг,

      Сорвав трепещущее знамя,

      Уверенно ступает враг.

      Под сапогами мнутся травы.

      А бой кипит, и смерть поёт.

      Но мы ведь правы, были правы.

      Кто только правоту учтёт?

      И солнце вспенится колдуя.

      И в небе старая звезда

      Взорвётся, принимаю бурю

      И горечь страха на устах,

      Напомнит, что живой доселе,

      Что можешь биться и дышать.

      Там криков