Мир-за-кромкой. Евгения Мулева

против его силы. Немыслимых размеров двуручник вскользь отбивал удары моего потерянного меча. Сильней, сильней – мне не хватает мощи. Быстрей, быстрей! Почему я не птица? Выпад. Промах. Отхожу. Его зютов мечслишком огромен, слишком тяжёл, да и сам князь раза в два если не выше, то больше уж точно. Сталь звенит угрожающе близко, плачевно рядом, ещё чуть—чуть и моя шея. Колющий, колющий, но ему нет дела до моих «укусов». Мимо. Мимо.

      – А ты хороша! – натянуто улыбается князь, отражая атаку. – Я не хочу тебе вредить. Пожалуйста, Тера.

      – Пошёл к Зюту!

      Клинки снова сцепляются. Выпад. Князь больше не наступает, он только отбивает мои атаки, подставляя широкое лезвие под удар. Достала. Чёрный фрак запылал.

      – Что же ты такая злая, Царский ворон?– всё так же странно вопрошает предатель.

      – Мёртвый ворон! – кричу в ответ, и сон загорается.

      ***

      Всюду буйствовало пламя: стол, моя кровать, шкафы и, как не абсурдно, зеркало – всё было объято безумным танцем алых змей. И руки – они горели; точно красные перчатки, огонь облепил мои запястья. Я снова закричала, но сей раз сон не растаял.

      Люди боялись огня. Всегда боялись. Это и понятно. Я тоже его боюсь. Постояльцы кричали и носились по коридорам, подвыпившие ребята, высыпалина улицу, прижимая к груди кружки с брагой. Чёрив в одних спальных панталонах выписывал круги перед таверной, понося все, что только попадалось ему на глаза. Не знаю, куда я скинула наши рюкзаки, надеюсь, они потом отыщутся. Благо, Астрис успела собрать вещи, ещё пару дней назад.

      Руки горели, мысли метались, а удушливый дым вызвал приступы неистового кашля. Кажется, я открыла окно и выбросила рюкзаки туда. Не помню. Ни черта не помню! Этаж, отведённый прислуге, располагался под самой крышей, поэтому здесь всегда было сыро и стыло, но самое жуткое быстро выбежать отсюда не получиться. Огонь не слушался. Забытая на столь долгий срок магия капризно не желала отзываться. Пожалуйста, ну прошу. Не вижу, не чувствую! Пламя пляшет и шипит. Пожалуйста. Добрые боги, пожалуйста… Судорожно оббиваю руки опростыню, о старый едва ли не блохастый матрас, хватаю кинжал и в одной ночной сорочке, босиком пробираюсь через огонь в коридор. Почти жива. Магия, наконец, откликается, но пожар уже не укротить. Руки болят просто невыносимо. Слава богам, Астрис осталась сегодня в лазарете. Николь. Нет, нет. Девочка Чёрива, голубоглазая кухарка, над которой надругалась солдатня. Такая же хрупкая и потерянная, она не была гвардейцем и не смогла отбиться о здоровущего пьяного скота. Бедняжка. Бегу обратно, спотыкаюсь о кинутые кем—то корзины. Корзины падают, катятся и гремят. Там были яблоки, розовые—розовые, последние, что остались с зимы. Видимо, кто—то заплатил девочкам яблоками, розовыми. Колючим жаром боль растекается от пальцев к плечам. Чёрт. Чёрт. Ринуться бы, да дыхания не хватает. Шиплю и кашляю в рукав. Единственная запертая дверь. Стучусь, бьюсь – тщетно. Она не слышит или слышит, но не может встать. Зют! Закрываю глаза, будто это хоть что—то исправит, и шепчу наговор, самый короткий, какой