О, этот вьюноша летучий!. Василий П. Аксенов

каждого для всех и всех для каждого! Мы построим новое общество и…»

      Пуля, попавшая в затылок, оборвала эту мысль Николая.

      – В марксизме есть стремление к мессианству, и потому русский народ примет его, ибо и ему это свойственно. Однако произойдет в конце концов подмена марксизма русской державной идеей, и все вернется на круги своя, и так будет всегда до самого конца…

      – До какого конца? – спросил Красин.

      – До конца истории, до Большого Апокалипсиса…

      Лихарев лежал в кустах, сжимая березовый дрын. В роще перекликались ищущие его, как дичь, стражники. Вот совсем рядом мелькнули серый конь, румяные щеки… Лихарев бросился вперед, огрел дубиной стражника, стащил с коня, подхватил карабин и прыгнул в седло.

      «Врешь! – зло думал он. – Все врешь, марксист-расстрига! Мы победим не державной идеей, а огромным знаменем интернационализма, братством рабочих всех стран!»

      – Коля, Коля, – шептал он уже на скаку и не вытирал слез.

      – Вы не сказали ни слова в ответ, Леонид Борисович.

      – Я слушал вас и думал.

      – Это уже хорошо.

      – Я думал о том, что такое электричество.

      – Поток электронов, – засмеялся философ. – Вы любите электричество?

      – Да, я очень люблю электричество, – твердо сказал Красин.

      Лицо философа снова передернул тик. Красин молча поклонился и вышел.

      ВЕСНА 14

      В разгаре белой ночи Красин шел один по пустынному Невскому к Адмиралтейству. Навстречу ему от Адмиралтейства брела одинокая человеческая фигурка.

      «Что такое электричество? В этом потоке электронов есть какая-то загадка, как и в природе человека. Что такое страсть к революции: непокорность и чувство справедливости, мужество, нежность, благородство?

      Неужели уже более нет горьковской «юной Руси»? Неужели аккумуляторы сели? Нет, черт побери, «юная Русь» жива! Она жива электрическим зарядом в жилах Ленина, в жилах сотен и тысяч новых бойцов, да и в твоих жилах тоже… не обманывай себя, никакой ты не «Сименс и Шукерт», ты солдат армии Ленина, может быть, раненый, но солдат!»

      Красин остановился на углу Мойки и Невского, посмотрел в небо и явственно заметил, как повернулся, сверкнув одним боком, кораблик Адмиралтейства. Ветер менял направление.

      Он пошел дальше, пересек мост, вдруг прямо перед собой увидел человека, который стоял у стены и держался за водосточную трубу. Это был трижды простреленный и обожженный со всех сторон старый его боевик.

      – «Никитич»! – охрипшим голосом проговорил Илья.

      – «Канонир»! – сказал Красин.

      Они бросились друг к другу.

      У меня много друзей среди критиков, людей, к мнению которых я всегда прислушиваюсь, людей остроумных, едких, талантливых, а порой и блестящих. Тем не менее я вынужден сказать, что состояние нашей литературной критики сегодня – «плачевно». Беру это слово в кавычки, ибо оно самое мягкое из всех, которые вертелись на языке.

      Насколько интереснее все критики, все без исключения, даже случайно