Рассказ инквизитора, или Трое удивительных детей и их святая собака. Адам Гидвиц

шел мой глупый свояк, Шарль-бейлиф. За руку он тащил Терезу и выкрикивал какую-то чушь о новых законах, что велят искоренять ересь и языческое колдовство, и другие странные вещи, которых он только-только нахватался где-то. Он низко поклонился великану и вытолкнул перед собой Терезу, словно та была прокаженной. Гигант ухватил ее хрупкое запястье и стал тащить по улице прочь из деревни. Жанна бросилась к ним.

      – Шарль! – кричала она. – Что происходит? Что он делает с Терезой?

      Шарль отвечал Жанне, точно маленькому ребенку:

      – Я не знаю. Но я думаю, Микеланджело ди Болонья собирается забрать ее с собой в святую обитель Сен-Дени и сжечь по обвинению в языческой магии, сиречь в ведьмовстве. Сжечь ее заживо, что хорошо и правильно, и да будет так, моя пышечка.

      Малютка Жанна метнула в него взгляд, полный такой ненависти, что, думаю, он и по сей день его не забыл. По крайней мере, я не забыла. Потом она побежала за великаном и Терезой, крича, и плача, и умоляя его отпустить Терезу. Кто бы мог подумать, что в маленькой девочке столько ярости.

      – Отпусти ее! – кричала она. – Отпусти ее!

      Старая Тереза обернулась. Ее морщинистое лицо исказилось от страха, когда она увидела малышку Жанну.

      – Жанна, – прошипела она. – Уходи! Тише! Иди домой!

      Но Жанну не так-то просто было успокоить.

      – Ты, глупый великан! – так она кричала.

      Она подбежала совсем близко.

      – Перестань! Перестань, ты… рыжий… жирный… злой… великан!

      Монах медленно обернулся.

      Его тень накрыла девочку.

      Он смотрел на нее сверху вниз, его бледные в рыжих ресницах глаза засветились странным любопытством.

      Жанна не отвела взгляда, как Давид перед Голиафом. Разве что этот Голиаф выглядел так, словно был охвачен огнем.

      И тогда монах сделал что-то и вправду очень страшное.

      Он рассмеялся.

      Он смеялся над малюткой Жанной.

      А потом утащил прочь старую Терезу.

      И мы больше никогда ее не видели.

      Жанна ринулась домой, слезы не поспевали за ней. Она рывком отворила двери в хижину, упала на постель и заплакала.

      Следом за ней в хижину вошла ее мать, мягко ступая по земляному полу. Она прилегла на сено рядом с Жанной и погладила ее по волосам.

      – Что случилось, моя девочка? – спросила она. – Ты боишься за Терезу?

      Она пропустила меж пальцев пряди ее кудрей.

      Жанна повернулась и сквозь слезы поглядела на мать. У той была бледная родинка в левом уголке рта и русые вьющиеся волосы, в точности как у дочери. Миг спустя Жанна сказала:

      – Я не хочу, чтобы меня сожгли заживо.

      Лицо матери изменилось.

      – С чего бы тебя сожгли заживо, Жанна?

      Жанна подняла глаза. Ее видение исполнилось. Разве это не колдовство?

      Тут она увидела лицо матери. Она уже не была мягкой. Она казалась… сердитой.

      – С чего бы тебя сожгли, Жанна? Скажи мне!

      Но Жанна заколебалась.

      – Я