Практика на Лысой горе. Марина Комарова

в мать… покойную. Уперлась, что не станет идти по семейному пути и решила пойти к мольфарам. Не знаю, сколько времени угробила, но сумела отыскать себе учителя. Упорно занималась и в результате – поступила к нам.

      Я лишь слушал, пытаясь переварить информацию. Нет, конечно, всякое бывает, но с таким упрямством я встречался в первый раз. Тут то ли тетя до такой степени заездила племянницу, что та взбунтовалась, то ли племянница обладает воистину нравом барана и уперлась в свои ненаглядные принципы.

      – Кто попадает в университет, автоматически становится под нашу защиту. Но зная пани Багрищенко, я пообещал Тане особую защиту. Поэтому…

      Вий-Совяцкий вытянул какие-то бумаги и принялся их подписывать с видом, словно и не говорил мне ничего серьезного. Некоторое время прошло в напряженной тишине. Чувствовалось, что ректор подбирает слова, что было неожиданностью.

      Наконец он вздохнул и посмотрел на меня.

      – История здесь очень нехорошая. Я не могу рассказать всего, но Оляна способна на все, чтобы вернуть Таню домой. Поэтому, Андрей Григорьевич, за девочкой – глаз да глаз. Если заметите что-то подозрительное – сразу сообщайте мне. Инциденты в университете мне совсем не нужны. Понятно?

      Я закусил губу. Чертово любопытство. Но если не сейчас, но вряд ли получится еще остаться с ним, чтобы задать давно интересовавший вопрос.

      – Да, но… мне нужно кое-что знать.

      Вий-Совяцкий прекратил подписывать бумаги.

      – И что же? – слова упали, словно камни. Но отступать я не собирался.

      – Павел Константинович, что произошло с куратором мольфаров моего первого курса?

      Глаза Вий-Совяцкого засияли мертвенно-голубым светом. Лед, который замораживает насмерть – не вырваться. Дышать стало трудно, будто на грудь поставили что-то тяжелое.

      – Он…

      Дверь неожиданно резко распахнулась. В кабинете появилась Языкатая, бледная как смерть.

      – Павел Константинович! Павел Константинович! Беда! Студенты отравились в столовой!

      Вий-Совяцкий резко встал из-за стола и рванул к выходу. Никогда не думал, что с такой комплекцией можно так быстро двигаться. Однако, оставив размышления, кинулся следом, пытаясь отогнать дурное предчувствие.

      Глава 3. Галушки по-злыдневски

      В столовую я влетел вторым, едва не впечатавшись в широкую спину резко затормозившего Вий-Совяцкого. На полу лежал парень, над ним склонился врач. Точнее, университетский лекарь. Худой русоволосый мужчина без возраста и с таким же вымораживающим взглядом, как у ректора. Дурное предчувствие появилось не случайно: лежавший на полу был Виталием Красавичем – студентом моей группы.

      Вокруг него стояло несколько человек. Побледневшая Пацюк только вздыхала и причитала, носясь вокруг Виталика. Никто не смел ей перечить, только лекарь недовольно морщился и, в конце концов, рявкнул:

      – Сядь!

      – Ой! – еще тяжелее вздохнула она. – Саввушка, так как же?

      – Сядь, кому сказал! – рыкнул он, и Пацюк неожиданно послушалась