Победители. Рассказы о войне и мире. Виктор Елманов

дату рождения Крылова. Тысяча семьсот… ну вот и забыла! Фу, какая я дурочка! Ладно, допишу письмо, тогда посмотрю в конспекте.

      Приеду после экзаменов, сходим на Волгу, искупаемся. А то я здесь перекалилась от жары. Ладно?

      Таньку не видишь? Смотри! Я ей ушки надеру за тебя! И тебе тоже!

      Готовь оркестр для встречи! Я тебе купила книжки по твоей любимой астрономии и математике. Привет с кисточкой! Светланка».

      Приходила Светланка к Валентине Михайловне и в войну, и после войны. Ждала Шурика до сорок девятого года. А там вышла замуж, уехала куда-то на Урал, писала оттуда еще лет пять, и все, вот уже какой год от нее никаких вестей.

      «Жена найдет себе другого, а мать сыночка никогда!..» Правильно все. Живому жить хочется. Вот так, сынок. Только мать никогда тебя не забудет, потому что родился ты от меня, ты – моя плоть».

      От рощи Валентина Михайловна свернула направо и по дороге, круто спускавшейся вниз, сошла к церкви. За оградой, окружавшей церковь, густо поднималась трава. Мрачно чернели стволами могучие вековые липы. Ослепительно сияли в солнечных лучах золоченые купола. Маленькой девочкой испытывала она в этой церкви страх. Особенно, когда звонили колокола. Казалось, что сейчас начнется пожар или еще какое-нибудь бедствие. Когда подросла, страх сменился любопытством. Потом – безразличием. И лишь после того, как она осталась одна с Шуриком, – отец погиб в гражданскую, мать умерла от тифа, мужа в 37 году судили как врага народа, и он пропал бесследно где-то в лагерях Колымы, – отношение к церкви у Валентины Михайловны вновь изменилось. Она стала частенько приходить сюда, чтобы помолиться. Трудно сказать, да она бы и сама себе не ответила: верит ли в Бога или нет? – но это было единственное для Валентины Михайловны место, где она могла пожаловаться на свое одиночество, на так сложившуюся жизнь.

      Перекрестившись, Валентина Михайловна обогнула церковь и оказалась на набережной Волги.

      Поднимавшийся ветер рябил воду. Два рыбака сидели на берегу и не то рыбачили, не то любовались широтой разлива. Тарахтел у причала речной трамвай, покрикивали чайки. В лучах солнца поблескивала у берега тонкая полоска воды. Пустынный пляж сиротливо желтел песком. Здесь, на этом месте, недалеко от родника, Валентина Михайловна видела однажды, как купался в Волге Шурик. Плыл быстро, легко, нырял, фыркал… Вот он выходит из воды. Длиннющий, худой. Но руки и ноги крепкие, литые. Нос в веснушках, уши торчат… Валентина Михайловна даже остановилась, так ярко и почти реально представилось ей это видение.

      «Как бы все было хорошо! Нет, надо же этой проклятой войне все изуродовать!»

      Валентина Михайловна стояла на берегу, вспоминая ту октябрьскую ночь сорок первого, когда уплыл на пароме ее сын, как она жила все эти годы после войны, вспомнила тот день, когда пришло с фронта известие о Шурике. Она бы еще долго стояла здесь, вспоминая то одно, то другое, если бы не увидела старичка в военной форме. Опираясь на костыль, с трудом переставляя ноги, старичок шел