Победители. Рассказы о войне и мире. Виктор Елманов

ее, как шмелиный рой, пули гудят. Высунуться нельзя. Командир кричит: «Вперед! В атаку!», а мы как приклеенные лежим. Страшно! Смельчак какой-то полез наверх, поставил пулемет, дал одну очередь. Смотрим, покатился вниз по насыпи. Убили… Второй полез – и второго нет, третий – и третьего… Командир какими только словами нас не обзывал! И трибуналом грозил – ничего не помогает, лежим! Потом слышим, стихло немного. Потом совсем тихо стало. Ушли немцы… Вот тебе и первый бой…

      Валентина Михайловна подошла к мужчине, показала фотографию Шурика.

      – Может, встречали где? Багорин Александр… – ей показалось, что сейчас случится нечто важное. – Он тоже в стрелковом был… – ее охватило волнение. – На пулемете…

      Мужчина долго рассматривал фотографию.

      – Нет, такого не встречал… У нас совсем другая часть была… К нам молодежь присылали, но я такого не встречал… Мне самому-то тогда двадцать лет было, а пришлют молодых, они сначала беспомощные. Смотришь за ними, как за детьми. Успокаиваешь перед боем: «Не бойся… Пообстреляешься… Привыкнешь…» А потом смотришь после боя… – и, взглянув на фотографию Шурика, на взволнованное лицо Валентины Михайловны, мужчина так и не договорил, что было после боя.

      В одиннадцать часов утра к мемориалу подошла колонна с военным оркестром. Прозвучал гимн. После гимна – залп из орудий. И пошел поток людей к вечному огню, что горел у главного памятника мемориала…

      К часу дня людской поток схлынул. Временное ограждение вокруг мемориала убрали. Ушел военный оркестр.

      Заметив у могилы неизвестного солдата группу пожилых мужчин, Валентина Михайловна подошла ближе. Они стояли полукругом и отвечали на вопросы молоденькой корреспондентки.

      – А вы какой эпизод из войны помните больше всего? – обратилась корреспондентка к старичку с костылем.

      Старичок переспросил несколько раз, потом прищурил глаза, как-то испытывающе посмотрел на корреспондентку и начал рассказывать:

      – Весной сорок второго. После боя… Очухался, стал щупать себя. Голова, грудь. Все вроде цело. Хотел встать на ноги – не могу, ранены. Обе ранены. Кровищи в сапогах!.. Перевязал я их кое-как… Оглядываюсь кругом – никого. И не пойму: в какой стороне наши? в какой немцы? куда ползти?.. Надо, думаю, санитаров дождаться, должны они после боя раненых собирать, а то уползешь еще к немцам…

      Валентине Михайловне неожиданно представилось, что все это происходит с ее Шуриком, что это он, раненый, лежит на холодной земле, смотрит по сторонам, зовет, но никто не откликается.

      – Стемнело уже, холоднее стало, подмораживает, – продолжал старичок с костылем. – Стал я вокруг березки ползать, чтобы не уснуть, не замерзнуть. Проползал всю ночь…

      Валентина Михайловна увидела, как Шурик, собирая силы, снова и снова ползет вокруг березки. «Держись, сыночек! Держись!» – чуть было не крикнула она вслух.

      – К утру слышу, какой-то шумок. Я притаился. Мало ли что! Может, думаю, их разведчики от нас