Победители. Рассказы о войне и мире. Виктор Елманов

у меня идут по-старому, никуда кроме работы не хожу, сижу дома, да и некуда сейчас ходить – война.

      Может ты задашь вопрос насчёт Тольки, то я совсем никакого отношения к нему не имею и не хочу иметь…»

      Холодный сырой ветер, словно чугунное колесо, прокатился по полю. Всё ниже и ниже начали опускаться тучи.

      «Но вот вроде всё пока.

      До свидание.

      С приветом Женя, надеюсь не забыл, хотя мы с тобой не очень хорошо знакомы, кроме у тёти Вали, когда я была у них. Но ничего, надеюсь будем очень хорошо знакомы, и конечно это будет и от тебя зависеть…»

      Несколько тяжёлых капель ударили по письму, рядом с ним, слегка припорошив его отскочившими от земли пылью и сором.

      «Ещё раз до свидание…»

      Пошёл дождь, всё усиливаясь и усиливаясь. К вечеру все слова на листке были размыты. И только в самом низу, на подвёрнутой полоске, можно было ещё прочитать одно предложение:

      «Жду ответа, если напишешь».

      ТИК-ТАК, ТИК-ТАК, ТИК-ТАК…

      Валентина Михайловна не спала всю ночь. Ворочалась с боку на бок, включала свет, смотрела на будильник, потом выключала свет и опять лежала в темноте с открытыми глазами, вслушиваясь, как чеканит будильник да гремит иногда от тяжелых дождевых капель жесть на подоконнике. Когда рассвело, Валентина Михайловна задремала. Но ненадолго. Проснувшись, вздрогнула от испуга.

      «Неужели проспала?!»

      Взгляд метнулся в сторону будильника.

      «Нет, еще рано…»

      Валентина Михайловна облегченно вздохнула.

      Побоявшись, что может заснуть снова и тогда уж проспать наверняка (на будильник она не надеялась), Валентина Михайловна поднялась, посидела немного на кровати, потом встала, подошла к окну и раздвинула шторы.

      На термометре, что висел за окном, было плюс два градуса. Тротуар весь в лужах. Асфальт, словно маслом помазанный. Небо чистое, как яичко.

      Валентина Михайловна прошла в другую комнату, раздвинула и там шторы на окнах, потом стала заправлять постель.

      Когда покрывало было застелено ровно, без единой морщинки, подушки взбиты и уложены одна на другую как следует, Валентина Михайловна еще раз строго осмотрела кровать, поправила накидку на подушках и тогда только пошла на кухню. Включив газовую колонку, поставив на плиту чайник, пошла умываться.

      Валентина Михайловна ровесница века. Она небольшого роста, ходит наклонившись вперед, словно какая-то тяжесть мешает ей выпрямиться. Валентина Михайловна вроде бы пытается сбросить ее, освободиться, но тяжесть эта давит с каждым годом все сильнее и ничего не остается, как покорно нести ее на своих плечах.

      Тяжесть эта взвалилась на Валентину Михайловну в октябре сорок первого, когда был мобилизован ее единственный сын, Шурик (так она его называла всегда – Шурик). Когда паром, на котором ночью переправляли призывников на другую сторону Волги, начал отходить от берега, Валентине Михайловне показалось, что земля между ней