Бросок тигра. Артем Приморский

оправдывайся,– Кирилл взял бутылку, бокал и ушел обратно в кабинет.– Смотреть на тебя не хочу, тем более говорить.

      Дверь захлопнулась, а сердце Ольги содрогнулось… «Он прав»,– говорило в самой глубине ее души. «Он прав»,– повторяло чувство стыда. Арцыбашев простил ее, потому что знал ее; а что знает Кирилл о своей матери? Два года он старался ее избегать. Делать вид, что она чужая, посторонняя. Она украла у Арцыбашева большую часть жизни, отдалила его от сына, и теперь получала заслуженное наказание.

      3

      Ольга в бесконечный по счету раз перевернулась на бок. Смахнув с глаз слезы, она глянула в темный квадрат окна.

      «Дура. Бестолковая дура. И ведь надеялась, что все наладится. Верила, что пройдет время – и все изменится».

      Время прошло – изменилось. Да не в ту сторону…

      Ее разбудила возня за стеной. Дочки Ники поднимались к девяти – очень рано, по меркам Ольги; но она ничего не говорила на этот счет. Ника уже оказала ей милость, разрешив поселиться в гостевой спальне до тех пор, пока…

      Пока что?..

      «Тяжелый будет день»,– Ольга, разминая ноющую шею и плечи, неохотно поднялась на ноги. Полчаса ушло на гимнастическую разминку. В неполные сорок пять все еще нужно уметь садиться на шпагат и обладать более-менее эластичной гибкостью. Затем она облачилась в шелковый, нежно-розового цвета халат и вышла из комнаты, попав сразу в большую гостиную.

      В центре два дивана, друг напротив друга; между ними кофейный столик. По углам расставлены высокие книжные шкафы, забитые книгами вперемешку с партитурами. В дальнем левом углу, между окном и выходом в коридор, нашлось место для главной ценности в квартире – старому фортепиано ручной работы, подаренному больше трех десятков лет назад маленькой девочке, от любящего отца. Возле него небольшая стойка, набитая партитурами и два кресла, задвинутые к стене.

      Обойдя рабочее место Ники, женщина выглянула в коридор. Запах свежесваренного кофе и беззаботный щебет двух юных, похожих друг на друга голосков подсказали Ольге, что семейство уже завтракает. Ольга прошмыгнула в ванную.

      – Оленька, ты проснулась?– раздался из кухни голос Ники. И как она только узнает – подслушивает, что ли?

      – Да, сестренка, я в душ,– и прежде, чем Ника ответила, женщина включила воду и залезла в ванную.

      Постояв под прохладными, освежающими струями воды, Ольга вылезла и тщательно, до легкой красноты растерлась полотенцем.

      – Посмотрим…– Ольга подошла к зеркалу. Его гладь не запотела – более того, как будто закалилась от прохладного воздуха в ванной. Тот же овал лица, те же грустные, большие, глубокие темно-карие глаза, из-за бессонницы казавшиеся огромными. По уголкам они покрыты мелкими, неистребимыми морщинками. И в уголках губ такие же.

      – К черту,– безразлично махнув рукой, Ольга запахнулась в халат и вышла.

      – Привет!– стараясь казаться бодрой и радостной, сказала она, заявившись на кухню. Ника, в скромном домашнем платье и фартуке, обняла ее и поцеловала в щеку.

      – Оленька, прости за прямоту, но ты выглядишь ужасно.

      – Почти не спала,–