Кровавый жемчуг. Далия Трускиновская

поискать не хочешь? Они оба каждый в своих сидят.

      – А то и не хочу, что незачем нам в тех местах появляться, – отвечал, проявляя осторожность, Озорной. – Мы-то, чай, по государеву делу посланы и должны немедля в Коломенское быть. А коли нас неподалеку от Кремля, возле Гостиного двора, знакомцы приметят да подьячим нашим донесут? Ни к чему это.

      – Да что за дело-то к ним?

      – Говорю же – важное! – раздраженно отвечал Тимофей.

      И Данилка понимал – нужно, не тратя зря времени, подготовить родных к прибытию телеги с трупом, а дворовый мужик, вконец обленившись, не хочет даже голоса поднять – крикнуть кого-то из парнишек, послать за хозяйским братом.

      И тут Озорному с Данилкой повезло.

      Со стороны Лубянки показались трое конных. Они приближались неспешной рысцой, а Тимофей привстал в стременах, вгляделся – да и замахал рукой.

      – Слава те Господи! Они! Федор с Кузьмой!

      – С Федотом! – поправил дворовый мужик и исчез – спустился отворить высокую калитку, которая как раз была удобна для всадника. Вот коли бы сани или колымага – не миновать распахивать тяжелые ворота…

      Тимофей послал коня навстречу купцам.

      – Гляди ты! Как родинный стол, так и ты в гости жаловать изволишь! – воскликнул старший из братьев, Федор Афанасьевич.

      По летнему времени купец одет был вольно, лишь в алой рубахе и синей расстегнутой однорядке со многими петлицами, в желтых остроносых сапожках.

      – Не с добром я, Федор Афанасьевич, – сразу показав, что не до веселья, отвечал Тимофей. – Не хочу посреди улицы говорить.

      – Терешка? – хором спросили братья.

      Озорной кивнул.

      Очевидно, тут уже ждали дурной вести. Старший Горбов помолчал, шумно вздохнул, помотал крупной головой.

      – М-м-м… О-ох… – негромко простонал он, направил коня к открытой калитке и махнул рукой – мол, все сюда.

      За ним въехали Озорной с Данилкой, Федот и молодой парень, сопровождавший братьев. Дворовый мужик тут же захлопнул калитку, заложил засов и принял поводья хозяйского коня. Тимофей, спешившись, отдал поводья Данилке и еще показал рукой – мол, так и оставайся, долго тут не пробудем.

      – Что с братом? – встав напротив конюха, строго и скорбно спросил Федор Афанасьевич.

      – Я телегу нанял, его привезти. К вечеру, я чай, будет.

      – Жив? – В глазах самого младшего, Федота, была надежда.

      – Был бы жив, – хмуро отвечал Тимофей. – Кабы по лесам не слонялся…

      Услышав это, Данилка даже рот приоткрыл. И точно – покойник-то сам туда, на поляну, пришел! Если бы его на дороге ножом в спину закололи, то в придорожных кустах бы и бросили! Какого же черта его так далеко оттащили?

      И таскать мертвое тело – радость невелика, на руки только дорогого покойника возьмут, а такого, что собственноручно прирезан, – волоком, волоком… А трава там была непримятая! Словно бы вошел, раздвигая высокие травы, Терентий Горбов на поляну, встал посередке – да и рухнул…

      Пока он об этом думал,