Кровавый жемчуг. Далия Трускиновская

он вон там, с краю, – объяснили Данилке. – Обойди кругом, поверху, сразу его увидишь. Наш вожак его прогнал. И второй ваш конь, каурый, тут же.

      – За вторым пусть Тимофей сам идет, – отвечал Данилка. – Мне бы с этим чертом управиться!

      И ведь как в воду глядел!

      Голован позволил себя взнуздать и даже довольно покорно пошел следом, но возле бурьянных зарослей чуть ли не с Данилку вышиной и вышла неприятность. Что-то такое, дорогое лошадиному сердцу, он разглядел сверху, да и ломанулся вбок.

      Данилка уперся, потом и вовсе повис на недоуздке, но сильный бахмат проволок его сквозь те заросли, как тряпицу. Да и чуть не уронил наземь, резко опустив голову.

      – Блядин сын! – в отчаянии сказал ему Данилка. – Песья лодыга! Ну, что? Чем эта трава лучше той?

      Конь преспокойно щипал травку, которая, видать, и впрямь была лучше – в ней виднелись белые головки кашки и лиловатые – дятловины.

      И ведь лакомился он не потому, что проголодался – всю ночь брюхо свое толстое набивал! – а чтобы показать неопытному всаднику, кто тут главный. Это зловредное желание читалось в его огромных и хитрых глазищах, а уж ухмылка у него, когда он поднял наконец башку, была поязвительнее человеческой.

      Данилка взял его за недоуздок и потащил. На сей раз бахмат не безобразничал – свой норов показал, и ладно.

      – Хорош! – сказал, увидев их двоих, Тимофей Озорной. – Репьи-то с себя обери! Тебе, гляжу, и рубахи с портками не надо, повалялся по репейнику – и одет!

      – Знатные у нас репьи растут! – добавил брат Кукша. – Ты, свет, аки Адам, что, изгнан из рая, листвием срам прикрывал!

      Тогда лишь Данилка обозрел сверху вниз свою грудь, живот и ноги.

      Ткани не было видно под серым клочковатым слоем репьев…

      – Дай-ка узду! – велел Озорной. – Сейчас я его уму-разуму поучу!

      Затеяв разбирательство с конем, он не доверил Данилке даже взнуздать и оседлать Голована, все сделал сам, а потом вскочил в седло.

      – Коли к моему приезду не отчистишься, такой и поедешь!

      Он послал бахмата вперед и резко взял на себя повод. Конь вскинулся.

      – Ага! Не нравится! – крикнул Тимофей. – А теперь давай, козли!

      Был Тимофей Озорной невысок, да словно из железа скован, и тяжестью своей умел управлять удивительно. Неудача ждала того коня, который вздумал бы под ним козлить. Голован понял это сразу и смирился. Должно быть, и раньше были между ними подобные стычки.

      Доехав до табуна, Тимофей взял там своего Лихого и вернулся к Данилке.

      Тот уж умаялся вытаскивать из холстины колючки. Вроде и невелики крючочки у репьев, однако сквозь одежду кусаются – будь здоров!

      – Данила, лягушка тебя заклюй! – возмутился Тимофей. – Уж точно, что у тебя чердак без верху, одного стропильца нет! С брюха обираешь, а с гузна? Сидеть ты на репьях, что ли, собрался?

      Данилка завел назад руку, пощупал и понял, что старший товарищ прав.

      – Да будет тебе лаяться, – сказал брат