Кровавый жемчуг. Далия Трускиновская

Стенька, не позавтракав, и кинулся к дверям. И даже не заметил, с какой ехидной улыбкой Наталья ему вслед поглядела, и даже не подивился, чего это она не прикрикнула…

      Он поспешил к соседям, пока кто другой его не опередил. Ведь ежели крупная покража – сразу в Земский приказ челобитную потащат, а там уж кто-то другой, не земский ярыжка Степан Аксентьев, а подьячий Деревнин, или Протасьев, или Колесников, или кто иной рвение окажет и богатого подарка дождется. Стеньке же за то, что приказания выполнял и для подьячего по этому делу ходил, в лучшем случае два алтына и три деньги перепадут – выше этого он еще не поднимался.

      Не до пушистых лопухов и развеселых одуванчиков было ему, когда он несся той же тропкой, что и Наталья (которая, усмехаясь, ела сейчас первый из припрятанных пирогов). Земский ярыжка торопился пристегнуться к делу!

      – Что у вас уволокли-то? – спросил он, входя на двор, откуда уже расходились все вызнавшие соседки и кумушки.

      – Да вон у деда! Медвежью харю! – вразнобой ответили ему.

      – Какую такую харю? – грозно вопросил Степка.

      Дед, Савватей Морков, вцепившись в локоть осанистой снохи, а снохе уж за пятый десяток перемахнуло, ковылял Степке навстречу.

      – Степа, голубь, ты ли?…

      Дед сделался за последнее время странно подслеповат. Вон Стенькин дед отлично видел за три версты, а у себя под носом – никак. Савватей же Морков, наоборот, за две сажени видел только туманные пятна разного цвета, зато на столе перед собой, когда сидел, в молитвослове самые мелкие буковки разбирал.

      – Я, дедушка! Что стряслось-то? – И Стенька изготовился запоминать.

      – Пристыди хоть ты подлецов! – взмолился дед. – Сил моих нет! Ведь это Матюшка с Егоркой спрятали, вот те крест, Матюшка с Егоркой! Пороли их мало!

      – Что спрятали, дедушка? – нагнулся к нему Стенька.

      – Да харю же! Я их знаю, это они мне пакости строят!

      – Тьфу! Какая еще харя? Скоморох ты, что ли, чтоб хари дома держать?

      – С Благовещенья резал, с самого Благовещенья! – жалостно сообщил дед. – Как живая выходила! Не прибрал, оставил, вот они и покусились! Ироды! И слова им поперек не скажи!

      Сноха, Алена Кирилловна, поняла по возмущенной Стенькиной роже, что не грех и вмешаться.

      – Батюшка из дерева ради баловства медвежью харю резал, – негромко, зная дедову глухоту, сказала она. – Утром глядь – и нет ее. Только это не Матюшка с Егоркой. Я их знаю – они в сараюшке свое добро прячут. Мы сразу туда заглянули – там нет.

      – А велика ли харя? – уже догадываясь, что сработали происки жены Натальи, спросил Стенька.

      – Чуток поболее медвежьей будет… – начала было Алена, но дед пожелал растолковать сам и принялася, бормоча, разводить руки вширь и ввысь. Получалось, что харя была как здоровая бадья.

      – Да Господь с тобой, дед, таких и медведей-то не бывает! – воскликнул разочарованный Стенька.

      – А тебе-то та харя на что сдалась? – наконец догадалась спросить Алена Кирилловна. – Или посоветуешь