Вечера с мистером Муллинером. Пелам Вудхаус

с трудом вырвавшись из вертепа филистеров, помчал домой на быстрокрылом такси. Как всегда после длительного тет-а-тет с мисс Карберри-Пэрбрайт, он ощущал себя ошарашенным и отупелым, будто плавал по морю клейстера и наглотался немалого его количества. Твердо знал он лишь одно: ему необходимо выпить, а потребные для этого напитки находятся в шкафчике за диваном в его студии.

      Он расплатился с шофером и кинулся в дом, а его язык сухо дребезжал, ударяясь о передние зубы. И тут на его пути встала Глэдис Бингли, которая, как он полагал, находилась далеко-далеко.

      – Ты! – вскричал Ланселот.

      – Да, я! – сказала Глэдис.

      Долгое ожидание не помогло ей обрести душевное равновесие. После того как она вошла в студию, у нее достало времени топнуть ногой по ковру три тысячи сто сорок два раза, а число горьких улыбок, которые скользнули по ее губам, равнялось девятиста одиннадцати. Она была готова для битвы века.

      Глэдис стояла перед ним, и женщина в ней горела огнем ее глаз.

      – У, Казанова! – сказала она.

      – Кто у-у? – осведомился Ланселот.

      – Ты на меня не укай! – вскричала Глэдис. – Укай на свою Бренду Карберри-Пэрбрайт. Да, мне все известно, Ланселот Дон Жуан Генрих Восьмой Муллинер! Я только что видела тебя с ней. И слышала, что вас водой не разольешь. Бернард Уорпл сказал, что ты женишься на ней.

      – Нельзя же верить всему, что наговорят неовортуистские скульпторы, – неуверенно возразил Ланселот.

      – Спорим, ты вернешься туда на обед, – заявила Глэдис.

      Сказала она это наугад, основывая свое обвинение только на собственническом наклоне головы, который подметила у Бренды Карберри-Пэрбрайт при их недавней встрече. Вот, сказала она себе в ту минуту, идет мерзавка, которая намерена пригласить – или уже пригласила – Ланселота Муллинера отобедать у них по-семейному, а потом сводить ее в кино.

      Но выстрел попал в цель. Ланселот понурил голову.

      – Да, разговор о чем-то таком имел место, – признался он.

      – Ага! – воскликнула Глэдис.

      Ланселот устремил на нее истомленный взгляд.

      – Я не хочу идти туда, – умоляюще сказал он. – Честное слово. Но Уэбстер настаивает.

      – Уэбстер!

      – Да, Уэбстер. Если я уклонюсь от приглашения, он усядется напротив и уставится на меня.

      – Ха!

      – Но так и будет. Сама у него спроси.

      Глэдис быстро топнула по ковру шесть раз, подняв итог до трех тысяч ста сорока восьми. В ней произошла перемена: она обрела устрашающее спокойствие.

      – Ланселот Муллинер, – сказала она, – выбирай! Либо я, либо Бренда Карберри-Пэрбрайт. Я предлагаю тебе дом, где ты сможешь курить в постели, сбрасывать пепел на пол, разгуливать в пижаме и шлепанцах весь день напролет и бриться только утром в воскресенье. А на что ты можешь надеяться, если выберешь ее? Дом в Южном Кенсингтоне (возможно, на Бромптон-роуд), где с вами, вероятно, будет жить ее мамаша. Жизнь, которая будет непрерывной чередой жестких воротничков, тесных штиблет, визиток и цилиндров.

      Ланселот