Дело победившей обезьяны. Хольм Ван Зайчик

в селе я в грязной луже

      Гирудиц крупных двух узрел:

      Хотели жабу пить – удрала.

      Тогда впились друг другу в хвост!

      «И этот о гирудах… – печально подумал Баг. – Богатое, однако, у него воображение». – И спросил:

      – Вы их знаете?

      – К сожалению… – с легкой гримасой отвращения отвечал сосед. – Но, право же, толковать о них не имею ни малейшего желания: пусть себе грызутся, пустой болтовней да чашкобитием таланта не докажешь! Лишь зря бумагу переводят. Сочинители на злобу дня… Хаджипавловы с Кацумахами… Талант, – он глубокомысленно приосанился, – дается от природы и развивается упорным трудом. Да-да. Упорнейшим трудом. – Отпил из чарки. – Когда сложишь в день тридцать-сорок стихов, а потом оставишь лишь две строчки или даже вовсе ничего, и так много лет, – тогда поймешь, сколь тяжело изящное слово!

      – Вы поэт, это сразу видно… – кивнула Стася, – а где же в ваших стихах рифма, извините?

      В ответ на это поэтически одаренный молодой человек удивленно вытаращил глаза, потом понимающее усмехнулся, поднял протяжный палец и, пристально глядя на Стасю, продекламировал, сопровождая каждое слово жестом – словно заколачивал гвозди:

      – Я не люблю рифмичные стихи!

      Они козлу подобны в огороде:

      Капусту жрет, ан молока-то нет!

      – Имеете право, – кивнул Баг.

      Тут появился прислужник и с необычайной быстротой расставил перед Стасей и Багом тарелки.

      – Ну, видите ли, рифма – это такая формальная вещь… – подхватил свою чашку сосед и приподнял крышечку. – В свое время я много и плодотворно, да-да, плодотворно работал с рифмой… – Он помолчал, наморщив лоб. – Но потом разочаровался. Да-да. Совершенно разочаровался. Потому что, как учил великий поэт Ли Бо… – В этот момент в рукаве у Бага запиликала трубка, и Баг, так и не узнав, чему же учил древний мастер изящного слова, приложил руку к груди в знак извинения и достал телефон.

      «Кто бы это? Надеюсь, не из Управления…»

      – Вэй!

      – Дрегоценноуважаемый ланчжун Лобо?

      – Да, я.

      – Ой, то Матвея Онисимовна Крюк звонит, мать Максимушки. Слышите меня?.. Вы зараз к нам на Москву не собираетесь?

      Богдан Рухович Оуянцев-Сю

      Александрия Невская,

      Апартаменты Богдана Руховича Оуянцева-Сю,

      4-й день двенадцатого месяца, первица,

      поздний вечер

      Падал снег.

      Огромные тяжелые хлопья рушились мощно и ровно, вываливаясь из рябого от их летящего изобилия ночного неба – и снова съеживались, и пропадали внизу, лепя город, как дети лепят снеговиков. За сырым снегопадом, за рекой стояли, помаргивая сквозь пелену, разноцветные огни Парковых Островов[12]; если смотреть долго, казалось, это снег остановился в воздухе, а огни летят и летят вверх, в небеса.

      Падал, вываливаясь из невидимого неба, снег.

      Падал, вываливаясь из невидимого будущего, новый век.

      Можно

12

Как уже упоминалось в «Деле о полку Игореве», дом Богдана располагался на улице Савуши, названной именем древнего богатыря-степняка. Из упоминаний в иных произведениях Х. ван Зайчика нам известно, что Савуша геройски погиб в Византии в 1345 году. Как и множество других ордусян, выполнявших по зову сердца свой интернациональный долг, он участвовал в гражданской войне на стороне законного православного императора Иоанна Кантакузина и пал в бою против византийских сепаратистов и активно поддерживавших их деньгами и прямой военной силой латинян. Известно, что в нашем мире папа Климент VI в 1343 году призвал всю Европу к крестовому походу в поддержку прокатолических противников Кантакузина; вероятно, нечто в этом роде происходило и в раннеордусскую эпоху.