Ваня+Даша=Любовь. Кир Булычев

спросил Лешенька.

      – Я ни на что не претендую, но делаю то, что подсказывает мне совесть.

      Врачи не возвращались. Впрочем, им не нужно было возвращаться. Они заняты.

      В помещении постепенно наступила вечерняя тишина и покой. Это не означает, что никто не думал об Олежке. Конечно, думали и даже переживали.

      Когда Лешенька предложил мне сыграть в шахматы, я сел напротив него, но продолжал думать, почему же Олежка проявил такую душевную слабость? Я не ожидал от него.

      Лешенька сделал первый ход, я, не думая, ответил. Мы разыграли индийское начало, потом Лешенька задумался. И я задумался.

      Я думал дольше, потому что меня вернул к действительности голос Лешеньки:

      – Может, пойдем спать?

      – Сейчас.

      Почему-то с потолка стал сыпать мелкий дождик – слишком велика была конденсация пара в гостиной. Григорий Сергеевич как-то предупреждал об этом, но я забыл физическое объяснение явления.

      Володичка подъехал к нам на коляске и сказал:

      – У тебя конь под боем.

      – Извини. – Я убрал коня, а Лешенька сказал:

      – Ход сделан.

      – Но это же товарищеская партия, – возразил я.

      – С каждым днем все меньше товарищей, – заметил Володичка.

      – И если мы будем такими же баранами, как Олег, скоро не останется совсем.

      – А что ты предлагаешь? – спросил Володичка.

      – Тебе уже поздно, ты списанный элемент, – сказал Лешенька.

      – Не так все просто. Мне Блох гарантировал, что они регенерируют ноги.

      – Скорее, из твоих ног кому-то сделают костыли, – уточнил Лешенька.

      – Иногда ты меня раздражаешь, – сказал я.

      – Кто-то должен раздражать баранов, хотя они все равно пойдут на бойню.

      – Лешенька, в такой день! – возмутился я. – Мне за тебя стыдно.

      – А чем этот день хуже любого другого? – спросил Лешенька. – Может, именно сегодня и надо говорить друг другу правду.

      – Что ты имеешь в виду под правдой? – Это был голос Вадимчика. Хотя мы отличаемся друг от друга, голоса у всех схожие. По телефону я не смог бы различить. Но когда мы в комнате, рядом, то я с закрытыми глазами скажу, Венечка это или Олежка.

      – На бойне есть должность барана, который ведет за собой стадо. Он говорит коровам и овцам: «Я здесь давно живу. Там, за углом, есть неплохое зеленое поле с нежной травой. Построимся, дорогие друзья, и в путь!»

      – При чем тут Олег? – спросил Володичка.

      – Ни при чем. Но еще полгода назад нас было восемнадцать человек. Сейчас – двенадцать с половиной. Завтра будет на одного меньше. Через год на наших мягких койках будут спать другие люди, другой клон. А сколько их было до нас?

      – Мы пионеры испытаний, – отрезал я. – Мы – первые.

      – А тебя никогда не удивляло, что в коридоре есть галерея спасенных за наш счет и в ней по крайней мере три десятка знаменитостей? Как их могли спасти шесть или семь членов нашего клона?

      Каждому из нас приходится переживать минуты сомнений и даже страха. И единственное, что удерживает нас на уровне чистых и высоких помыслами юношей, это