Пиковая Дама. Максим Кабир

здание мерцало веселыми огоньками, как новогодняя елка, но вокруг водили хоровод черные монстры – недостройки. Оцинкованный забор украшала табличка «Гулять по территории опасно для жизни!». Почему на зеркалах не пишут подобных предупреждений: «Не играйте! Опасно!»

      – Пап!

      Отец повернулся.

      Слова застревали в глотке. Ветер остужал горячую кожу.

      – Ты чего полуголая?

      – Я…

      Аня запахнула куртку. Она помнила, как два года назад у одноклассницы Лены развелись родители. Аня тогда сказала себе: с моими родителями такого не случится. Они любят друг друга, хоть и ссорятся часто.

      Ошибочка.

      Аня – не маленькая – знала, что разошлись мама с папой потому, что «она слишком деловая», а он «не хочет развиваться».

      Но почему, если им было плохо вместе, порознь они не казались счастливыми? Мама вечно раздраженная, злая, похудевший отец… Может, некоторым людям нравится быть несчастными и печальными?

      – Пап, не уезжай, пожалуйста.

      – Зайка, я должен.

      – Не должен. – Подмывало, как в детстве, окольцевать его руками, ткнуться в колючий свитер носом. – Переночуй у нас.

      – Меня Глебыч убьет.

      «А меня, – подумала Аня, – убьет женщина с черным ртом».

      Конечно, не было никакой второй рации. Это Пиковая Дама трещала и щелкала ножницами. Аня видела в зеркалах. Сперва смутную тень. Потом лицо, щупальца, тощие лапы.

      Пиковая Дама подбиралась к ней. Во сне облизывала лезвие ножниц гноящимся языком и ухмылялась. Она отрезала нити, на которых крепилось сердце Матвея, но главной ее целью была Аня.

      – Пап, съезди в мастерскую и возвращайся.

      Он нагнулся, уперся ладонями в бедра.

      – Я завтра приеду, ладно?

      – Нет, – заупрямилась Аня.

      – Они развели тебя. Это урок. Нужно тщательно выбирать друзей.

      – Дело не в них.

      – Утро вечера мудренее. – Он приподнял ее подбородок пальцем, улыбнулся. – Завтра в торговый центр сходим, мороженое поедим. Твое любимое, фисташковое.

      Она терпеть не могла фисташковое мороженое.

      Не слушая уговоров, отец открыл дверцы автомобиля. Магнитола шипела помехами. Аня заметила, как нахмурился папа.

      – Дуй домой, – бросил он, садясь за руль. – Все устаканится.

      Шум помех смешивался с шелестом ползущего по тротуару бумажного сора, целлофана и прелой прошлогодней листвы.

      «Пускай она сломается», – взмолилась Аня.

      Машина тронулась, покатила, разбрызгивая лужи. Затлевшие фонари оттенили унылые каркасы за оградами.

      Аня смотрела, как уезжает отец, и задавалась вопросом, увидятся ли они снова? Не найдут ли ее окоченевшей в постели, с остриженными под ноль волосами?

      Звездочки фар потухли в сумерках. Аня побрела к подъезду, опустив голову, подобрала рыжий осколок кирпича, валявшийся у бордюра.

      «Я ей не сдамся», – твердо решила она.

      В подъезде Аня убедилась, что за ней не наблюдают, и вызвала лифт. Слушая скрип лебедок, встала напротив кабины и крепко зажмурилась.